Золотая братина: В замкнутом круге

Благоволила судьба к Дарье и Никите. Молодая женщина выпрыгнула из вагона экспресса Женева – Берлин вслед за чемоданами, еще на порядочной скорости, – как в омут и преисподнюю, даже плохо соображая, что делает. Гипноз, сон странный… Однако все обошлось. Хоть и кубарем покатилась под откос – ни одного ушиба, упаси бог, перелома, только платье порвалось, за кусты цепляясь. А вот от Никиты Никитовича удача отвернулась: хотя и прыгнул удачно, сноровисто, да и поезд двигался уже совсем тихо, но попала левая нога на камень, оступился, вроде бы хрустнуло что-то. Боль острая – тут же опухоль поползла. Отыскал Дарью уже на рассвете. Еле добрели до крохотного уютного городка, который еще крепко спал, только утренние петухи перекликались. А дальше опять везение: женщина, которую встретили у водозаборной колонки, отвела к дому доктора. Им оказался молодой человек с черной бородкой и в очках. Без лишних слов осмотрел ногу, повертел ступню вправо-влево, резко дернул – полыхнула боль, да такая, что Толмачев вскрикнул.

– Порядок, – сказал доктор. – Пустяковый вывих.

Сделал тугую перевязку, от платы отказался. А вот хозяин легковой машины, которого удалось разыскать, за доставку в Берлин (сто восемьдесят километров) заломил дикую цену, но Никита Никитович не торговался: спешил.

В немецкую столицу прибыли к четырем часам, остановились в неприметном, грязном отеле, недалеко от товарного вокзала. Наскоро поев и умывшись, заперев Дарью в номере, Никита Никитович на извозчике (такси не попалось) прикатил на Унтер-ден-Линден и вышел недалеко от Бранденбургских ворот. В кафе он выбрал свободный столик у окна, из которого был виден весь магазин Арона Нейгольберга.

В начале седьмого оба со своих наблюдательных пунктов: Толмачев – из окна кафе, Белкин – стоя в скучающей позе у афишной тумбы – увидели одно и то же. У дверей ювелирного магазина «Арон Нейгольберг и К^о» остановилось такси, и из машины вышли граф Оболин, Любин и Забродин. Расплачивался за проезд Забродин. Отдавая деньги, что-то сказал таксисту. Тот кивнул. Машина осталась стоять недалеко от дверей ювелирного магазина.

«Понятно. Ждать будет». Никита Толмачев положил возле тарелки, на которой от сосисок и тушеной капусты уже ничего не осталось, несколько марок, допил пиво и, похоже, не торопясь, поднялся из-за стола, направился к выходу. Выйдя на улицу, он постоял в толпе, лениво оглядываясь по сторонам, увидел в перспективе Унтер-ден-Линден черную машину такси, поднял руку. Такси остановилось возле Толмачева. Никита Никитович сел рядом с водителем, показал ему на такси, которое стояло возле дверей в ювелирный магазин, объяснил, что ему требуется. Машина, плавно тронувшись, доехала до перекрестка, развернулась и на противоположной стороне остановилась метрах в пятидесяти от дверей ювелирного магазина. Никита Никитович остался сидеть в машине…

А что же Василий Иванович Белкин, молодой чекист? Находился наш боец невидимого фронта в полной и какой-то вязкой растерянности, когда принять решение (любое) невероятно трудно, просто, считайте, невозможно: мысли путаются, пот прошиб, слабость в тело вступила. Не успел Вася осмыслить появление в районе оперативных действий Алексея Григорьевича и своих боевых товарищей («Елки зеленые! А чего это они пожаловали?»), как увидел – вот такое совпадение! – как из дверей кафе на противоположной стороне улицы вышел представительный господин, слегка прихрамывая, подошел к краю тротуара. Он огляделся по сторонам и поднял руку, останавливая приближающееся такси. В хромоногом господине Василий Белкин сразу опознал Толмачева.

А черная машина уже подъехала и остановилась возле лжеграфа. «Мать честная! Щас уедет! Чë делать-то?…» И Василий Иванович Белкин, чекист, ринулся (правда, плохо понимая, зачем ему это нужно) на противоположную сторону, не дожидаясь, когда полицейский на перекрестке поднимет жезл, останавливая поток транспорта. Прозвучал резкий, требовательный свисток. Двух минут не прошло, как держал в руках незадачливый сыщик квитанцию об уплате штрафа за нарушение правил уличного движения. «Буржуи проклятые! Что я, телок какой? Сам, что ли, под колеса полез бы?…» За эти две минуты укатил, как считал Василий Белкин, окаянный дворецкий. Вот тебе и стал тенью – выследил! Не мог и помыслить Василий Иванович, пребывая от происшедшего в легком помрачении, что Толмачев находился совсем рядом – в черном такси, стоящем у тротуара.

А Никита Никитович всю сцену оштрафования неудачливого нарушителя наблюдал метров с двадцати, не более (машина, им нанятая, стояла ближе к перекрестку). И забеспокоился: «Уж больно рожа российская. К тому же руками по-нашему размахивает». Стал Толмачев за подозрительным гражданином наблюдать. Тот затерялся было в толпе, но скоро опять обнаружил себя у витрины магазина «Дамское белье». «Точно, – определил Никита, – из их компании. Впрочем, поглядим».