Золотая чаша

– Я не был прав, и также не был и полностью неправ. Я спрашиваю себя, можешь ли ты это понять? Потому что ты видишь все или в черном или белом цвете: никакой середины. Думала ли ты, думал ли кто из нас, что Лия откажется от наследства?

Снова подошел официант. С нетерпением они молча ожидали, когда он закончит ловко и осторожно раскладывать овощи, так осторожно, словно это было заданием огромной важности. Когда он, наконец, ушел, Дэн продолжил:

– Только один из нас, только один, – он поднял многозначительно палец. – Только Альфи совершенно не удивился. Она не хочет зависеть от кого бы то ни было, сказал он мне, не хочет никого с этого момента благодарить. Вот что сказал мне Альфи. И я думаю, он прав, так как он узнал в ней себя.

– Ту черту характера, которую ты презираешь.

– Я бы так не сказал. – Дэн как-то весь поник на своем стуле, держа в руке вилку и устремив взгляд на тарелку перед собой, внезапно он почувствовал глубокую усталость. – Я не могу не восхищаться той внутренней силой, какой обладают такие люди. В отличие от них, я не способен добиться успеха. Я растратил все свои силы, охрип на митингах, призывая к миру и справедливости, и так ничего и не достиг…

Пол прервал его.

– Ты не прав, Дэн. Вспомни о законах, касающихся сдаваемых в аренду домов. Я могу назвать тебе…

– Не надо. Все это лишь малая часть того, что я хотел добиться.

В глазах его застыла печаль; поймав себя на том, что жалеет его, Хенни рассердилась и бросилась в атаку.

– Она лишила моего сына последнего смысла жизни, она разбила ему сердце, а ты делаешь из нее святую только потому, что она не хочет брать твои деньги!

– Я делаю из Лии святую? – Дэн скривился. – Совсем наоборот! Мы смотрим на жизнь совсем по-разному. Она гордилась тем, что Фредди идет на войну, и я никогда ей этого не забуду. Она олицетворяет то, что мне глубоко чуждо и всегда таким останется. Но, черт подери, разве обязательно любить человека и одобрять все его поступки, чтобы признать какие-то его достоинства? Справедливость есть справедливость, только и всего.

– Теперь ты превратился в святого.

– Господь свидетель, я не святой! Уж кому-кому, а тебе это известно. Но попытайся вспомнить, Хенни, что это такое – быть молодым. Прошло не так уж много времени с тех пор, как ты сама была молодой. И вот появляется этот парень, Бен… неужели ты не понимаешь, что она должна чувствовать? Плоть и кровь, мужчина и женщина…

Перегнувшись через стол к Хенни, он продолжал умолять ее, взывать к ее чувствам низким страстным голосом:

– Не устраивай спектакля, – предупредила она.

– Плоть! Ты не понимаешь этого, но я-то понимаю!

– Да, ты понимаешь. Каждая женщина, которую ты видишь… все годы… где бы мы ни были… ты думал, я ничего не замечаю? Меня всегда унижал твой идиотский флирт…

Дэн всплеснул руками.

– О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю!

– Не понимаешь? Это замечали даже посторонние люди, я знаю это.

– Потому что я разговариваю с женщинами? Конечно, мне нравятся красивые женщины! А ты что думала? Но все это было всегда невинно, я никогда не ставил перед собой цели чего-нибудь этим достигнуть.

– Но я ненавидела то, как ты вел себя… Я это ненавидела.

– Почему же ты ничего не сказала? Почему не пнула меня ногой под столом или не испепелила меня взглядом?

– Для этого я слишком себя уважала. Я никогда бы до этого не опустилась.

– А, ты видишь, что я имею в виду? Ты непохожа на других людей. Обычная женщина – хотя бы Лия, раз мы уж о ней заговорили – сразу бы высказала все, что у нее на сердце, закатила бы сцену, во всяком случае не таила бы своих чувств.

– Опять Лия. Женщина, которая убила нашего сына. Слезы щипали глаза. Хенни с силой зажмурилась; опять эти чертовы слезы, и где, в общественном месте! Она широко открыла глаза и окинула взглядом зал, только чтобы не глядеть на Дэна да и Пола тоже, который смотрел на нее с тревогой. Две симпатичные пары вошли с холода, потирая свои руки в перчатках; воскресенье явно было для них праздничным днем. Две розовощекие пожилые дамы смеялись над какой-то шуткой. За одним из столов сидели молодые родители с тремя маленькими девочками в платьицах с оборками. Все эти люди чувствовали себя здесь на месте: они были счастливы.

– Это неправда, – услышала она голос Дэна. – Ты ничего не знаешь. Это не ее вина.

– Нет? Чья же тогда? Дэн вздохнул.

– Не надо бы мне этого говорить. Да и сказать по правде, я думаю, ты не поймешь, – рот его скривился в горькой усмешке. – Зная тебя, я уверен, ты даже не попытаешься понять.

– Я пришла сюда не за тем, чтобы меня здесь оскорбляли, – гневно сказала Хенни. – Начать с того, что я вообще не хотела приходить.

– Хенни, пожалуйста, – взмолился Пол, сидевший с совершенно несчастным видом.

И тогда Дэн произнес:

– Да, он лишился ног. Да, она завела любовника. Все это так, но подлинная причина заключается в том, что он презирал себя.

– Что ты хочешь этим сказать?

Дэн опустил глаза и хрустнул пальцами, как он всегда делал, когда сильно волновался.

У Хенни по спине пробежали мурашки. Она ждала. Наконец он заговорил снова: