— Всё, что ты сейчас услышишь, я хотел сказать именно здесь. Странно, но для меня это место особенное. Не смотря ни на что. Так вот… Черт. Даже как-то волнительно… Ладно. Значит так. Маргарита Ратинберг, я помню нашу первую встречу, будто это было вчера. Самая красивая девочка в школе. Королева. И ещё я помню ту ночь, когда ты разыграл целый спектакль в гостинице. До сих пор, правда, не понимаю, для чего, но это и не столь важно. По крайней мере теперь. И… Черт. Я люблю тебя. Полюбил ещё тогда, семь лет назад, в тот момент, когда ты меня поцеловала. Просто, не понимал. Очень долго. А теперь знаю это точно. Я люблю тебя, Маргарита Ратинберг.
Двадцать шестая глава.
За всю свою достаточно насыщенную жизнь Маргарита привыкла иметь то, что захочет её эгоистичная, избалованная душа. По крайней мере, так было раньше, до времени, которое она провела во втором замужестве.
Однако Леха Никитин стал в какой-то момент не просто навязчивым капризом. Нет. Это странно, но именно от него, мужчины, заполнившего сознание и все помыслы, Марго реально готова была отказаться. Она любила Ника настолько сильно, что могла существовать рядом лишь при искреннем ответном чувстве. Поэтому пошла к Максу с этим треклятым наследством. А теперь…
Леха смотрел на неё с каким-то испуганным ожиданием, словно боялся услышать в ответ резкие слова или даже насмешку.
— Но… Я не понимаю. Ты же при нашей последней встрече точно дал понять, что я тебя, типа, не достойна. Вернее, мой внутренний мир слишком эгоистичен для твоей тонкой натуры.
— Я просто не понимал, — Ник внимательно смотрел ей в глаза своим тяжёлым взглядом, в котором где-то очень глубоко Барби видела неуверенность и страх, — Не знал, что ты не можешь отдать дом Ваське. Думал, богатенькая девочка снова заботиться только о себе. Боялся, что ты все та же стерва, которая поиграется, как всегда, с новой жертвой, а потом снова выбросит за ненадобностью.
Маргарита почувствовала, как в груди кольнуло холодом.
— Не знал? А теперь, значит, знаешь? Скажи-ка мне, мой дорогой, ненаглядный Алексей, где же ты был эти дни, что тебя вдруг озарило?
Ник поморщился, словно досадуя на себя за излишнюю откровенность.
— Это так важно?
— Важно! — отрезала Марго, ощущая всеми фибрами души, как на смену глупой бабской радости приходит злость и горечь.
— Черт. Прекрати, а! Ты снова начинаешь переворачивать все с ног на голову.
— Да куда уж мне. Просто интересный коленкор у нас выходит. Не было тебя пару денечков, а тут вдруг вернулся, и такие слова красивые мне говоришь. Я, так-то, милый друг, идиоткой может и была, но в ранней юности. Сдаётся мне, Алексей Леонидович, что поковырялись Вы в моей жизни изрядно. Что нарыли? Мои долги? И как? Жалко Вам, наверное, меня стало. Ах, как же! Так благородно с моей стороны посвятить свои молодые годы умирающему супругу. Я права?
— Прекрати.
— Я права?
Барби снова повторила вопрос, ответ на который в данный момент был для неё чрезвычайно важен. Все-таки Леху она знала хорошо. Несмотря на всю его внешнюю жёсткость и брутальность, сердце Ника, на самом деле, было добрым, даже, в какой-то мере, мягким. Видимо, он ухитрился разузнать о настоящем положении вещей в её жизни, а теперь примчал, будто рыцарь на белом коне, спасать принцессу. Только Маргарита Ратинберг в жалости на нуждается.
— Значит, пока ты думал, что я стерва первостатейная, светлое чувство спало где-то очень глубоко. Стоило выяснить, что девочка не так уж плоха, а то и вообще, можно сказать, превратилась под тяжёлыми ударами судьбы в мать Терезу, так вдруг родилась любовь.
— Да что ж за паскудный у тебя характер!
Леха очевидно начинал раздражаться.
— Какая разница, по какой причине я решил больше не тормозить свои чувства?! И не вдруг. Я любил тебя с первой встречи, с первого поцелуя, с первого ощущения близости с тобой! Что не так?!
— Всё!!! Все не так! Это странная любовь. Тебе не кажется? Плохая Маргарита не нужна, а хорошая подходит?
— Тьфу ты, блин, дура!
Ник сжал кулаки, не понимая, куда деть растущую злость. Хотелось сломать либо стену, либо шею этой упертой девицы, которая сверкала своими синими глазищами, словно разъяренная фурия.
— Ты даже признание в любви превращаешь в какой то фарс! Я не понимаю твоего идиотского поведения!
— Не понимаешь? Значит, не смогу тебе объяснить. Самое обидное знаешь в чем? Ты стал первым мужчиной, которого я чувствую душой. По-настоящему. Ты мне очень нужен. Я с ума по тебе схожу. Но никогда не буду с человеком, который меня жалеет. Ясно?
— Ну… Ну, ты вообще, конечно…
Леха отступил назад, изумленно качая головой.
— Послушай свой бред со стороны! При чем тут жалость. Я тебя люблю! Ты видишь во мне мужчину, который захочет быть с кем-то ради жалости? Серьёзно? Тогда я вообще не понимаю, о чем мы говорим.
— Знаешь, что? Ты… Ты… Да пошёл ты!