Золотая эпоха морского разбоя

В апреле 1689 года его корабль «Серпан» («Змея») перевозил из Кале в Брест бочонки с порохом. Встретившись с голландским фрегатом, Бар приказал идти на абордаж. «Пороховой склад» подтягивался к изрыгающему огонь судну и от любого попадания мог взлететь на воздух. Мучительно долго шли минуты. Стоя на палубе с абордажной саблей в руке, грозный корсар всматривался в своих моряков, готовых схватиться с противником в рукопашной схватке, как вдруг заметил — бледный двенадцатилетний мальчуган, прижавшись к мачте, с томительным напряжением в глазах ожидал очередного залпа, от которого корабль мог быть разнесен в щепы. «А ну, — рявкнул капитан, — привязать его к мачте. Тот, кто не умеет смотреть опасности в глаза, не заслуживает жизни…» Таковы были методы воспитания в корсарских семьях: напуганный юнга Франсуа-Корниль был сыном Жана Бара и впоследствии стал вице-адмиралом французского флота.

Морской террор

При дворе Короля-Солнце Людовика XIV этикет соблюдался неукоснительно, и его нарушение привело в смятении персонал дворца. Огромный человек, стоявший у окна, явно устал от долгого ожидания, спокойно вытащил из кармана внушительную трубку, невозмутимо высек огонь и, попыхивая ею, продолжал ожидать аудиенции. Придворные с любопытством разглядывали этого никому не известного человека и, пряча насмешливые улыбки, недоумевали и удивлялись его дерзости. Служители попытались урезонить гиганта, осторожно намекнув ему, что в апартаментах короля следует подчиняться установленным правилам, но осеклись под пристальным взглядом ясных синих глаз. «Я привык к курению на королевской службе, это стало для меня потребностью, и думаю, что справедливо не менять правил», — безапелляционно прогромыхал странный пришелец. Оставалось последнее средство утихомирить исполина. Когда королю донесли о вызывающем поведении незнакомца, Людовик XIV расхохотался: «Да, наверное, это Бар, пусть себе курит».

Появление корсара в Версале влило в атмосферу дворцовой жизни какую-то новую энергию. Его провинциальные манеры, грубые слова выдавали человека совершенно другого мира. Подшутить над ним, позубоскалить по поводу его странностей — таких смельчаков не находилось, наоборот, старались не противоречить человеку, облеченному высочайшим покровительством. Даже сам король предпочитал резкости Бара превращать в шутку.

Так, когда Людовик XIV сообщил Бару о производстве его в контр-адмиральский чин и назначении командовать всеми морскими силами во фландрских водах, то, после положенного по этикету поклона, услышал одобрительное: «Вы правильно поступили, Ваше величество».

Упомянутый разговор Бара с королем состоялся летом 1697 года — в год Рисвикского мира, завершившего Войну Франции против Аугсбургской лиги (1688 — 1697). Эта война вознесла Бара на вершину славы. Его имя гремело по всей Европе, он превратился в национального героя Франции.

Когда война началась, корсар уже почти десять лет (с 1679 г.) находился на службе в королевском флоте и в 1689 году получил очередной чин капитана 1-го ранга. Однако такому человеку, как Бар, честолюбивому, независимому, строптивому и властному, было тесно в рамках субординации и дисциплины — он не умел подчиняться приказам. В 1689 году он представил правительству проект морской войны: составить эскадру из легких фрегатов, укомплектовать корабли отборными людьми и, выйдя в море, уничтожать вражескую торговлю — в Ла-Манше, Северном и Средиземном морях. И, несмотря на то, что его план был принят только через несколько лет, все последующие годы были периодом настоящего морского террора, установленного Баром в европейских водах.-

Огромные купеческие и рыболовные караваны не решались выходить в море, чтобы не попасть в руки этому демону, снаряжались эскорты для сопровождения торговых судов, отряды военных кораблей Англии и Голландии ежегодно блокировали Дюнкерк, сторожили Бара там, где он мог появиться, — но все было тщетно. Каждый год дюнкеркский корсар умудрялся вырываться на морские просторы и вступал в смертельную схватку с противником — абордировал, сжигал и пускал на дно вражеские корабли.