Золотая голова

Пока я рассуждала так про себя, местные высыпали из церкви — и старые, и молодые, а больше всего мужиков в самой поре, которые обычно благочестием не блещут. Один из них, на рысях приблизившийся к трактиру, плотный, рыжеватый, с веснушками аж на лбу и щеках — как у Малхиры, но лишенный Малхириной приглядности и вдвое старше — оказался здешним хозяином. Он пребывал в состоянии радостного возбуждения.

— Ну, давай, мать, поспешай! — крикнул он жене. — А то недосуг мне. Надо посмотреть, как отец Теофил народ в ополчение благословлять будет. Нынче же и выступаем… То есть я тоже собирался идти, но кто-то должен остаться на случай, ежели южане нападут, хозяйство оборонять…

— Погоди-погоди. Разве мы с южанами воюем?

— А с кем же еще?

— Я так полагаю, законный герцог воюет против самозванца. — Я благоразумно не указала, кто есть кто.

— Это само собой… А самозванец, он откуда взялся? На южные деньги засланный, на южные деньги купленный. На что только не идут, чтоб нас разорить… Ты-то, вообще, откуда? — Он воззрился на меня с подозрением.

— Из Вальграма. — Я назвала самый дальний к востоку порт. — Туда война еще не добралась.

— А-а. Нам — оно виднее.

— Верно, только скажи мне — где южане и где вы? Как они до вас доберутся?

— Ни черта ты не понимаешь. Зараза-то когда начала расползаться? Годы тому, и немалые. А большие господа и рады, заразу распознать не умеют, им только того и надо, что разную сволочь привечать взамен честных людей. Но с нами такое не пройдет. Мы их враз раскусили, ублюдков этих южных, штукарей паскудных, прислужников сатанинских.

— Это кого?

— Да комедиантов, кого ж еще! Чуешь, какое дело — все угодья в них: и южане, и шпионы, и колдуны, и скоморохи развратные!

Теперь я поняла, почему лицо повешенного показалось мне знакомым. Это был Дайре, глава актерской труппы. Я отвернулась от трактирщика, и взгляд мой невольно упал на черное пятно на утоптанной земле.

— Это мы все ихнее сожгли, — гордо сказал трактирщик. — Машкеры, дудки, барабаны, одежки похабные, книги чернокнижные… Жаль только разобрались не со всеми. Главаря— то мы повесить успели, а остальные — мы их в амбаре заперли — в это время как-то выбрались, не иначе, сатана помог, и утекли.

Мне сразу стало как-то легче. Хотя теперь я знала, что по крови не принадлежу к южанам, мне все равно было их жаль. Даже если среди них был Пыльный. Но это сомнительно — если он человек Вирс-Вердера, а тот нынче генеральный судья…

— А они точно были колдуны?

— А то! Отец Теофил — это он всю их злобность обличил — у главаря настоящую черную книгу видал. А на ней вот такими буквами написано, — он понизил голос и сделал знак от нечистой силы: — «Оборотень». Ну как?

«Оборотень». Трагедия в пяти действиях. Бедный Дайре.

— Ладно, хватит разговоры разговаривать, пошли посмотрим! — Трактирщик уже потерял ко мне интерес. Смотреть на их сволочное ополчение мне вовсе не хотелось, но отказаться — значило бы навлечь на себя подозрение, и я, взяв повод Керли, поплелась за ним.

Селяне собирались на лугу за церковью. Меня удивило, что они вообще рассредоточивались после обедни, но оказывается, они домой за оружием ходили

— не подобает в дом Божий с оружием соваться, так отец Теофил сказывал! Мушкет имелся только у одного, у остальных — вилы, цепы — не боевые, а обычные, ножи, топоры, рогатины, даже дубины. В рукопашном бою это все, разумеется, куда как сподручно, однако пять-шесть рейтаров с хорошим боезапасом уложили бы их в несколько минут. Всего же их было человек тридцать. Мужчин с оружием, я разумею, но крутились здесь и мальчишки, и пара-тройка баб волокла пустые тачки — неужто и эти в поход собрались? Лица у них были радостные, просветленные. Я поискала глазами виновника праздника. Он был лет на пятнадцать моложе нашего отца Нивена — за сорок, а может, и под пятьдесят, с заметным брюшком, бледным пухлым лицом и тяжелыми веками. Он посмотрел на меня из-под этих век, и я машинально сняла шляпу. Нужно было соответствовать роли. Почему— то мне показалось, что после этого он успокоился, хотя поначалу была в его взгляде какая— то подозрительность.

Убедившись, что на лугу собрались все — и те, кто отправлялся в поход, и те, кто провожал, отец Теофил начал речь:

— Дети мои. — Голос у него был слабый, и, чтобы все могли расслышать, должно было воцариться полное молчание, а это было невозможно, потому что нерасслышавшие тут же начинали переспрашивать у соседей. Но слушали все. — С того дня, как до нас дошел слух, что смута потрясает славную землю Эрда, я ждал знамения от Господа. Я ночи проводил перед алтарем, непрестанно молясь.