Шныряя по деревням, я слышала, как пристава выкликают описания наших личностей. Из чего с прискорбием явствовало, что кто-то из людей Тальви попал в плен и рассказал о наших намерениях уйти через Катрею и скрыться на Юге. Не знаю, кто это мог быть. Ренхид? А может, и нет. В моем описании приметы личности почти не были упомянуты. Зато не позабыта ни шляпа с загнутыми полями, нечувствительно сгинувшая той ночью, ни «кольцо с большим красным камнем». Я еще подумала — зачем людей в искушение вводить, небось подумают, что рубин или альмандин. Если эта неточность не была преднамерена. Как говорят в Свантере — на людскую честность никогда нельзя полагаться, зато верней людской корысти ничего нет.
Но шутки шутками, а дело было плохо. Гораздо хуже, чем я могла себе представить. Как не могла я представить ни разу за всю мою беззаконную жизнь
— что буду скрываться от травли беременной и выхаживая раненого. А травля не прекращалась. Бывший Нантгалимский Бык, ныне Эрдский Единорог, намерен был сесть крепко. В Эрденоне беспрерывно заседал трибунал под водительством генерального судьи Виллибальда Вирс— Вердера. Мне удалось поймать слухи о судьбе иных заговорщиков. Самитша сгоряча повесили сразу, без суда, и ему, надо полагать, повезло, чего не могу сказать о Кренге. Полковника присудили к смерти, но приговор пока не был приведен в исполнение, поскольку новоявленный герцог никак не мог выбрать между четвертованием и колесованием, либо ради отпрыска столь древнего рода (хотя и младшей линии) вновь ввести в обиход отмененную в прошлом столетии квалифицированную казнь. Фрауэнбрейс бежал в центральные области, но был схвачен и заточен в Тримейне, правда, не в Свинцовой башне, а замке Святого Гавриила. Сейчас Вирс-Вердер торговался с имперскими властями об его выдаче.
Тем временем Дагнальд наводил порядок. Как он его наводил, позвольте мне умолчать. Но я понимала — если я попадусь к нему в руки, милой патриархальной казнью в кинкарском духе мне не отделаться. В конце концов, мой род еще древнее, чем род Кренге… А об отсрочке казни, полагающейся по закону беременной женщине, можно ради такого случае и позабыть. Однако, разумеется, Дагнальду нужна была не я. Ему нужен был Тальви, и Бык разыскивал его со свирепостью, достойной его прозвища, и упорством, сравнимым с рвением Святых Трибуналов прошлого.
Так что все мои трепыхания оказались попусту. Были перекрыты все выходы к портам — а не в лодке же переплывать море об это время года! — и на Юг. Получалось, что зимовать придется в Эрде. А чтоб обеспечить убежище, наличности у нас было маловато. Конечно, была кое-какая, на нее я и рассчитывала, когда надеялась, что мы с Тальви сможем пробиться в Карниону. А там бы Тальви смог получить кредиты у местных финансистов… Но все эти надежды обломались. Хорошо хоть Тальви, вдобавок ко всему, не успел начеканить собственных денег, пользуясь древним правом герцогов Эрда. Как же ее звали, ту юную девицу, которая на английском троне продержалась еще меньше, чем Тальви на герцогском… забыла, давно дело было, еще голову ей отрубили… так она первым делом полновесную монету принялась чеканить взамен порченой. Старый Гарнего монету не портил, отчего она и сейчас в ходу по всей империи. За это пусть черти на том свете отгребут малость углей из-под его сковородки. Если, конечно, там есть черти и сковородки с грешниками, в чем я в последнее время стала сомневаться.
И все же бычий напор, с которым нас травил Дагнальд, порой приводил меня в недоумение. Неужели ему так досадил Тальви, что он готов без счета тратить деньги и усилия, прочесывать леса и деревни только для того, чтобы увидеть его голову на блюде?