Золотая голова

Вот оно как… Между тем драка не только назрела, но и началась. Пока я глазела на герб, возницы успели сказать друг другу, кто они такие и кем были их родители, а второй возница сверх того успел объяснить — и наглядно показать, — что таким косоруким пристало держать вместо поводьев. На что графский кучер, рыча, попытался заехать обидчику по ланитам, но тот, маленький, жилистый и ловкий, успел уклониться от зубодробительного кулака и двинул неудачливого верзилу в солнечное сплетение с удивительной для ею росточка силой. Графский кучер отлетел, однако о мостовую не приложился, ибо был принят в дружеские объятия соскочившим с запяток кареты лакеем, запричитал: «Убью морду южную! «, но в бой уже не рвался. И не надо было — спешившиеся слуги сунулись казнить дерзкого. Но не тут-то было. Кучер взмахнул хлыстом, который до сих пор еще не пускал в ход, и сбил шляпы с пары выступавших в авангарде. Это была, несомненно, просто предупредительная акция. Есть большие мастера управляться с хлыстом и способны творить с ним настоящие чудеса. Гайдуки, похоже, это знали не хуже меня, поэтому топтались на месте. Из занавешенного кружевами окна протянулась повелительным жестом рука в вышитой лайковой перчатке, и один из лакеев, попятившись, распахнул дверь с гербом и спустил складную лестницу. Прошествовавший по ней господин являл собой образец столичного щегольства, отнюдь не исчерпывавшегося стилем нарядов Рика и Фрауэнбрейса. Если я не забыла названий модных расцветок тканей, которые называла мне мадам Рагнхильд, то атлас, пошедший на его камзол и штаны, был цвета сырой говядины. Чулки на нем были лазурные, башмаки и шляпа с высокой тульей — одинакового оранжево-коричневого оттенка, а высокий воротник плоили желтым крахмалом — верх тримейнской изысканности. У него было округлое лицо с мягкими, несколько расплывчатыми чертами, которые ошибочно считаются женоподобными, слегка вдавленный нос, каштановые волосы, завитые мелкими кольцами, и короткая борода. Таков, стало быть, если только это не самозванец, Виллибальд Уоттон восьмой граф Вирс-Вердер.

— Южане? — произнес он в нос. — У стен самой герцогской резиденции? Да еще ведут себя столь нагло? — Здесь чувствовался стиль опытного оратора, правда весьма ограниченного толка. — Ну-ка, проучите мерзавцев…

Подбодренные хозяином, лакеи снова возобновили наступление и снова напоролись на хлыст — только теперь кучер ударил не по шляпам. До сего момента слуги Вирс-Вердера не проявляли особого бойцовского духа, хотя их было много, а противник — один. Но тут, схлопотав хлыстом по личикам, они начали доходить до нужной кондиции. На свет Божий явились ножи. Мне все это крепко не понравилось, и, видимо, не только мне. Послышалось невнятное ругательство, и на мостовую спрыгнул владелец кареты. Для пущего эффекта это должен был бы оказаться Нантгалимский Бык, но я почему-то сразу в этом усомнилась. Хотя, если прозвище давали по телосложению, оно отчасти было уместно. Владелец четверки игреневых был крупным широкоплечим мужчиной лет за сорок, чрезвычайно смуглым и от природы настолько заросшим густым кучерявым волосом, что поневоле имел несколько неопрятный вид, несмотря на то что шейный платок и манжеты его были безупречно чистыми, не говоря уж о самом кафтане. Его выскобленный подбородок отливал синевой, плоская шляпа без пера словно пружинила поверх курчавой шевелюры, — не человек, а бедствие для цирюльника. Одет он был для неопытного наблюдателя весьма и весьма скромно, однако о его наряде можно было сказать то же, что и о карете. Кафтан его был пошит из чрезвычайно добротного сукна; темно-синего, почти черного, а витая серебряная цепь, разместившаяся на мощной груди, свидетельствовала вовсе не о том, что у владельца нет денег на приобретение золотой. Просто в Карнионе дворяне мантии, а также те, кто преуспел на торговом и финансовом поприще, носят знаки отличия из серебра. Из кареты, надобно добавить, он появился не один. Его сопровождал слуга или телохранитель — длиннорукий, с перебитым носом и ранней лысиной, словно обработанной дубильщиком — словом, был так похож на моего знакомца Кривого Мо Хантера, шкипера с «Гордости Карнионы», что сердце радовалось. Только у этого оба глаза были на месте.

— Эй, кому здесь южане не нравятся? — проговорил носитель серебряной цепи. — Подходите, милые, побеседуем… на это мы всегда готовы, клянусь святым Бреннаном!