Золотая империя

– Ты все равно не можешь сделать так, – холодно сказал он. – И никогда не сможешь. Хвастайся и петушись сколько хочешь, Аэшма, ибо наступит день, когда ты перейдешь черту и станешь представлять угрозу для бану Нахиды, и тогда я окажусь рядом и покончу с тобой.

– Интересно, – протянул Аэшма, когда Дара развернулся и зашагал прочь, прихватив подготовленный колчан стрел, прежде чем вернуться к шеду. – Потому что я сказал ей почти то же самое о тебе.

Дара застыл на мгновение, стоя спиной к ифриту. Но только на мгновение – больше он не позволит Аэшме играть с собой.

Вместо этого он рассмотрел шеду перед собой. Дара был опытным всадником, но лошади и летающие львы принципиально отличались между собой, преимущественно потому, что этот шеду был не настоящим животным, а скорее продолжением собственной магии Дары, как рука является продолжением тела.

Совершенно новая рука. Вцепившись ему в гриву, Дара вскарабкался на дымчатую спину шеду, и по позвоночнику пробежали мурашки. Несмотря на мрачные обстоятельства, в глубине души Дара, выросший на фантастических древних легендах об Афшинах и великих Нахидах, испытывал чистый ребяческий восторг.

Повинуясь мысли дэва, зверь взмыл в небо, взмахивая крыльями высоко над головой, и Дара ахнул, вцепившись ему в гриву. Дворец под ним становился все меньше и напоминал миниатюрную игрушку, украшенную драгоценными камнями, и Дара не сдержал непривычно нервного смеха, прежде чем сумел совладать с собой. С такой высоты он видел все: полуночное озеро и пышные леса, аккуратные террасы полей за городскими стенами и узорчатый Дэвабад с хитросплетениями улочек и крохотными каменными башенками.

Но манили его только горы и широкий мир, простиравшийся за ними. Будь Дара умнее, он бы полетел туда, пользуясь возможностью сбежать от безумия, царившего на земле, и начать заново, чтобы не становиться причиной еще большего раздора.

И тогда все дэвы в городе погибнут. С легкой горечью Дара велел шеду снижаться, вынимая одну из пяти стрел, подготовленных заранее, по одной для каждого племени джиннов. Лоскутами, оторванными от окровавленного тюрбана Гасана, к их древкам было привязано по свитку с коротким посланием, в котором содержалось требование немедленной капитуляции. Прошло уже три дня с тех пор, как они заняли трон, а остальные племена до сих пор хранили молчание. Ни послов, требующих объяснений, ни обеспокоенных родственников вельмож, которым не повезло оказаться во дворце в ту ночь, ни даже мстительных, самоубийственных набегов, которых Дара ожидал от выживших Гезири, укрывающих принцессу. Все, казалось, расползлись по своим секторам и забаррикадировались всеми доступными им немагическими средствами, с ужасом ожидая надвигающейся катастрофы.

Катастрофы, которой и Дара, и Манижа хотели избежать, и оставалось надеяться, что у джиннов хватит мудрости не допустить ее.

Он начал с Агниванши. Зная, что у него в запасе всего несколько минут, пока его не заметили (его облик был призван приводить в ужас, но мало подходил для засады), Дара окинул беглым взглядом их укрепления: красивые ворота из песчаника были заложены кирпичом, а стены охранялись горсткой джиннов на лестницах, вооруженных луками и мечами. Скорее всего, мирные жители, поскольку единственными джиннами в Дэвабаде, кому разрешалось проходить военную подготовку, были служащие Королевской гвардии – гвардии, чью Цитадель уже уничтожило войско Дары.

На деревянном помосте сразу за воротами высилась груда тучных мешков. Вокруг толпились джинны, держа наготове корзины и кувшины. Дара подлетел ближе, наблюдая за раздачей зерна в очереди. Если не обращать внимания на вооруженную охрану и нервные лица в толпе, все выглядело довольно организованно.

Но порядки в Дэвабаде отныне могла устанавливать только бану Манижа.

Он щелкнул пальцами, и мешки полыхнули пламенем. Стоявшие на раздаче джинны испуганно вскрикнули и засуетились, пытаясь потушить огонь. По велению Дары, пожар разгорелся с удвоенной силой, вынуждая джиннов спасаться бегством. Наконец взгляд одной из женщин упал на него:

– Бич Кви-Цзы!

Зачарованный шеду сиганул вниз, и запаниковавшие джинны подняли крик, бросаясь врассыпную. Дара натянул тетиву, взяв на прицел одного из стражников Агниванши, который как раз сделал то же самое.

Дара оказался быстрее. Он выпустил стрелу лучнику в грудь. Тот упал навзничь, и кровавый шелк, которым к стреле был привязан свиток, развевался, как поверженное знамя на поле боя. Дара полетел дальше, оставляя крики позади.

Пусть кричат. Непротивление лучше гражданской войны, убеждал он себя. Пусть лучше Агниванши откроют свои ворота и согласятся на мировую с Манижей, чтобы зерна хватило на весь Дэвабад, чем у них будет скапливаться столько еды, сколько не съесть одному племени. Даре было действительно жаль джиннов. Он не испытывал ни малейшего желания проливать еще больше крови и сеять еще больше страха.

Но будь он проклят, если они не смогут удержать Дэвабад.