Золотая империя

Ее серо-золотистые глаза и черты лица, которые ни с кем нельзя было спутать.

Принцесса. Глаза и поразительное сходство с Ализейдом выдавали ее безошибочно. Противница Манижи, ключ, необходимый его бану Нахиде, чтобы подчинить Аяанле и Гезири.

Дара не колебался ни секунды.

– Никому не двигаться! – прикрикнул он на солдат, бросаясь к принцессе и хватая ее за руку. – Бросайте оружие или…

Что-то с размаху впилось ему в плечо, оборвав на полуслове. Резко пахнуло порохом и железом.

А затем тело прошило вспышкой ослепительной боли, острее которой он не испытывал ничего в своей жизни.

Дара вскрикнул и оступился, опуская меч. Акиса выдернула Зейнаб из его хватки, пока он пытался прийти в себя: ощущения были такими, будто кто-то впрыснул яд в открытую рану и поджег все это. Перед глазами поплыли пятна, и Дара с силой прикусил язык, чувствуя во рту привкус крови.

Порох. Запах железа, опаляющего его плоть. Его подстрелили. Какой-то ничтожный грязнокровка стрелял в него из этого треклятого человеческого оружия.

Видит Создатель, они за это поплатятся. Вспышка магии расщепила меч на дюжину колючих хвостов, эфес в его руке трансформировался…

В плеть. Дара сделал замах и обернулся. Он готов был порвать на лоскуты того, кто посмел…

Он замер. Это была женщина. Она стояла не более чем в пяти шагах от него, не выпуская из рук дымящийся пистолет.

Шафитка. Оловянные глаза отливали карим, кожа в темноте казалась по-человечески матовой. Она тяжело дышала и была одета в окровавленный халат, из карманов которого торчали маленькие металлические орудия. Нет, не орудия: скальпель, маленький молоток, рулон бинтов.

Шафитский доктор, о которой упоминала Акиса.

– Субха, беги! – выпалила принцесса.

Но доктор не убежала. Она продолжала стоять, смело глядя на Дару со всей ненавистью, на которую вполне имела право. Создатель, что за дикий, должно быть, у него вид: весь в крови, с бесславным бичом в огненной руке.

Нужно было ударить ее. Он только что убил десятки джиннов, подумаешь, одной жизнью больше… Особенно когда речь идет о женщине, вооруженной одним из немногих орудий, способных убить его.

Шафитка и металлический запах человеческой крови. Где-то плакал ребенок, но Дара не шевелился. Сквозь пелену боли, всколыхнувшей его тело, больница вдруг показалась ему такой далекой. Вместо жаркого побоища в больничном саду он увидел перед собой площадь шумного торгового города, фонари на крышах красивых, крытых черепицей зданий и киосков с рулонами шелка всех цветов радуги. Они сгорали так быстро, неистово, потрескивая от жара, и легкие искры кружили в воздухе.

Доктор подняла пистолет, целясь ему в голову. Это ли не правосудие? Бич Кви-Цзы – убит мирной шафиткой, оружием из мира людей. Он подумал о том, чтобы просто закрыть глаза и сдаться.

Но Дара не закрыл глаза.

Вместо этого он выронил свою плеть и побежал.

Он нырнул с улицы в лабиринт коридоров, слыша за спиной удивленные возгласы. Дара сворачивал наугад, но его мучила такая боль, что он скорее полз, чем бежал. Перед глазами вспыхивали черные пятна, во рту стояла кровь. Все, что заставляло его двигаться вперед, – это дикое желание сбежать, выжить.

Он слышал, что его ищут. То и дело раздавались торжествующие крики, но редко. Воины, преследовавшие его теперь, были профессионалами, и они поменялись ролями. Из этого бы вышла хорошая байка для джиннов и шафитов: кровожадного Дараявахауша преследуют, как раненого зверя. Пытка, вероятно, будет недолгой – они не рискнут упустить возможность покончить с ним раз и навсегда, – но жестокой. Скорее всего, его порубят на куски, а голову насадят на пику – будет сувенир для Манижи, когда их войска ворвутся в квартал дэвов.

Не надо так. Око Сулеймана, пожалуйста… Не надо так.

Огонь неумолимо уходил из его кожи, а вместе с ним отпускали и объятия магии. Леденящая боль от железного снаряда в плече с каждым вдохом пульсировала сильнее, лишая его сил и заставляя хватать ртом воздух. Дара споткнулся и упал на колени.

Он моргнул, с удивлением обнаружив себя в узком коридоре, непроглядно темном, если не считать мягкого свечения, еще исходящего от его кожи. Слабеющий свет плясал на картинах с изображениями песчаных кораблей и морских птиц – маленький уголок красоты и тишины в последние мгновения перед ужасным концом.

И тут Даре в глаза бросилось его кольцо с мерцающим в темноте изумрудом.

Все стихло. В прошлый раз, когда его разлучили с кольцом, он умер. Его тело обратилось в прах, а душа улетела в тенистый сад кипарисов, где его дожидалась сестра. Может быть, он сможет попасть туда снова.

Ты не вернешься к Тамиме. Не в этот раз. Если в мире есть хоть капля справедливости, ты будешь страдать еще тысячу лет.

Кольцо как будто слегка посветлело, и ореол света разошелся вширь. И ему явилось такое незаслуженное чудо: дверь.