Золотая книга лучших заговоров от сибирской целительницы

Печь, моя мать, велю тебе мои слова взять, через трубу свою на ветер их выгонять. Пусть бы они спешно по ветру буйному шли, раба Божия Федота нашли, да к рабе Божией Настасье привели. Матушка печь, ты можешь любое яство испечь. Испеки ты мне раба Божия Федота, чтобы сердце его стонало и ныло, к рабе Божией Настасье не остыло. Хоть бы ты его доняла и от рабы Марьи к рабе Настасье прогнала. Ходил бы он возле жены своей жеребцом, а к Марье бы от жены шел мерином. Будьте вы, все слова мои, крепки, лепки, заговористы и убористы. Печь, моя мать, не дай моего слова поломать. Ключ. Замок. Язык. Аминь. Аминь. Аминь.

Я услышала тихие всхлипывания и сразу же догадалась, что это плачет пришедшая к бабушке соседка. Муж у нее загулял, и она приходит к нам по зорям уже третий день подряд.

«Не реви, – приказала бабушка, – все сладится, обида забудется, а сердце твое с его сердцем слюбится. Ступай, мне еще нужно утренние молитвы почитать».

Скрипнула дверь – это Настасья пошла домой. Я тут же свернулась клубком, пытаясь продлить свой сон, но бабушка, приметив, что я проснулась, негромко, но твердо сказала: «Вставай, душа моя, давай Богу за людей помолимся, а потом я тебя вкусненьким чаем с вареньицем угощу. Вставай, касатушка, сон мил, но молитва нужней».

Прочитав утренние молитвы, мы стали пить чай с вареньем. Однако в дверь вскоре постучали. Я привыкла, что с раннего утра к нам приходили люди. Бабушка принимала это как должное, и я никогда не замечала, чтобы она раздражалась тем, что ее тревожили в любое время суток.

Калека без рук и без ног

На подводе привезли калеку. Я видела разных больных, но вид этого человека меня сильно напугал. Бабушка, как только увидела больного, у которого была видна только голова, быстро взглянула в мою сторону. Мне, девятилетнему ребенку, было действительно страшно видеть изуродованное тело. Пока калеку раздевали, бабушка присела возле меня на корточки и сильно дунула мне в лицо. Я смотрела в ее темные глаза и чувствовала, как все вокруг меня начало меняться. Вначале бабушкины губы двигались быстро, и я ясно различала то, что она произносила. А потом она стала говорить тише и медленнее.

На море-на океане, на острове Буяне, стоит дерево – 12 ветвей. Ветер дерева не качает, веток его не ломает, оно спит не спит, стоит не стоит, не видит, не слышит, ничто его не колышет. И ты, Божия раба Наталья, стой, где стоишь, сиди, где сидишь, крови ничьей не пугайся, с испуга в испуг не бросайся. Столблю тебя на часок, твои глаза, твой умок, тело твое бело, красную кровь, черную бровь.

Слова ее доносились до меня будто из-под земли. Все тише, все глуше. А я то ли спала, то ли не спала, то ли видела, то ли не видела, то ли слышала, то ли не слышала. Только когда калеку увезли, заговор стал меня отпускать. Я понимала: бабушка сделала это для того, чтобы я не боялась. Придя в себя, я спросила, зачем привозили того калеку. Бабушка ответила, что кровообращение у таких людей нарушено и они очень страдают от боли. Вот бабушка и заговорила того несчастного, чтобы он ее не чувствовал. Несколько лет спустя я узнала этот заговор.