Золотая коллекция классического детектива

– Добрый вечер, миссис Куинтон, – радостно приветствовал ее маленький доктор. – Как раз иду давать вашему мужу снотворное.

– Да, – спокойно произнесла она. – Думаю, сейчас как раз время. – Улыбнувшись, она направилась к двери.

– Эта женщина слишком возбуждена, – заметил отец Браун. – Такие женщины двадцать лет смиренно исполняют свой долг, а потом совершают что-то ужасное.

Медик впервые посмотрел на него с интересом.

– Вам приходилось изучать медицину? – спросил он.

– Вам, врачам, нужно не только знать строение тела, но и понимать душу, – ответил священник. – Нам же полагается не только понимать душу, но и знать кое-что о теле.

– М-да, – произнес доктор. – Пойду-ка я, дам Куинтону лекарство.

Они повернули за угол, прошли вдоль фасада и уже были на крыльце, когда в третий раз столкнулись с индусом. Он шел прямо на дверь со стороны расположенного напротив нее кабинета так, словно только что из него вышел, но этого быть не могло, поскольку дверь в кабинет была заперта.

Отец Браун и Фламбо отметили про себя это странное несоответствие, а доктор Харрис был не из тех людей, которые тратят мысли на то, что невозможно. Он посторонился, пропустил вездесущего факира и вошел в прихожую. Там он натолкнулся на того, о ком уже совершенно позабыл. Скучающий Аткинсон с праздным видом прохаживался по коридору, что-то напевал себе под нос и постукивал по разным вещам своей узловатой тростью. Лицо доктора презрительно искривилось, потом приняло решительное выражение, и он шепнул спутникам:

– Мне придется закрыть за собой дверь, а не то эта крыса пролезет за мной; через две минуты я выйду.

Ловким маневром обойдя невнимательного стража, он быстрым движением отпер дверь, прошмыгнул внутрь и заперся. Молодому человеку в котелке ничего не оставалось, кроме как в расстроенных чувствах опуститься на стоящий в коридоре стул и ждать дальше. Фламбо принялся рассматривать персидский светильник на стене, отец Браун в каком-то оцепенении устремил взгляд на дверь. Примерно через четыре минуты дверь кабинета снова открылась. На этот раз Аткинсон был начеку. Он бросился вперед, придержал приоткрытую дверь и крикнул:

– Куинтон, я хотел…

Из глубины кабинета донесся громкий и отчетливый голос Куинтона, но прозвучал он, как нечто среднее между зевком и усталым смехом.

– Я знаю, чего ты хочешь. Ну и оставь меня в покое. Я пишу песню о павлинах.

Прежде чем дверь закрылась, из проема вылетела монета в полсоверена. Аткинсон в рывке с удивительной ловкостью поймал ее.

– На этом все, – сказал доктор и, резко захлопнув дверь, вышел в сад.

– Бедный Леонард теперь немного успокоится, – сказал он отцу Брауну. – Часика два посидит сам взаперти, чтобы его никто не тревожил.

– Да, – ответил священник, – и голос у него был довольный. – Потом он обвел серьезным взглядом сад, увидел в сиреневых сумерках нескладную фигуру Аткинсона, который поигрывал монетой в кармане, и индуса, сидящего на траве с совершенно ровной спиной лицом к заходящему солнцу, и резко спросил: – А где миссис Куинтон?

– Поднялась к себе, – ответил доктор. – Вон ее тень на шторе видна.

Отец Браун взглянул вверх и с хмурым видом какое-то время смотрел на темный силуэт в окне освещенной газом комнаты.

– Да, это ее тень, – согласился он, отошел на пару ярдов и опустился на садовую скамейку.

Фламбо сел рядом с ним, но доктор был одним из тех людей, которые жизнь проводят на ногах, поэтому, закурив, он ушел в сумерки, и двое друзей остались одни.

– Отец мой, – сказал по-французски Фламбо, – что с вами?

Отец Браун оставался молчалив и недвижим еще с полминуты, а потом произнес:

– Церковь не одобряет суеверия, но в этом месте есть что-то такое… Я думаю, дело в индусе… По крайней мере, частично.

Он снова замолчал, глядя на силуэт индуса, все еще сидевшего в отдалении неподвижно, словно в молитве. С первого взгляда казалось, что он вовсе не шевелится, но отец Браун, наблюдая за ним, заметил, как странный человек ритмично покачивается коротким, едва заметным движением, подобно тому как темные верхушки деревьев покачивались от легкого ветерка, который блуждал по садовым дорожкам и слегка шевелил опавшие листья.

Сад стремительно погружался во тьму, как перед бурей, но все, что в нем находилось, по-прежнему было прекрасно видно. Аткинсон с безразличным выражением стоял, лениво прислонившись плечом к дереву, жена Куинтона все еще маячила в окне, доктор шагал вдоль оранжереи, и его сигара напоминала блуждающий огонек, факир продолжал покачиваться, сидя на траве, но деревья у него над головой закачались, зашумели, видимо, действительно приближалась буря.