Проживает он где-то в начале улицы Победы. Не имея ни магазина, ни лавки, он тем не менее торгует всем, что можно продать, и даже кое-чем, что закон товаром не признает. И все это только ради того, чтобы услужить ближнему. Иногда он заявляет, что не очень богат. Это вполне правдоподобно. Господин Клержо – человек своеобразный; его причуды иной раз берут верх над жадностью, притом он никого и ничего не боится. Когда его просят, он легко лезет в карман, однако, ежели человек не имел чести понравиться ему, может не дать и пяти франков под какой угодно заклад. Впрочем, деньги свои он ставит на самые рискованные карты.
Клиентура его по преимуществу слагается из особ легкого поведения, актрис, художников и храбрецов, избравших профессию, которая представляет ценность только для тех, кто ею занимается, вроде адвокатов и врачей. Он ссужает женщин под их красоту, мужчин под их талант. Какое зыбкое обеспечение! Однако следует признать, что его чутье пользуется прекрасной репутацией. Оно редко его подводит. Если Клержо обставил квартиру хорошенькой девице, можно быть уверенным, она далеко пойдет. Для актера ходить в должниках у Клержо – рекомендация куда более предпочтительная, чем самая пылкая хвалебная статья.
Ноэль свел полезное и почетное знакомство с г-ном Клержо благодаря своей возлюбленной мадам Жюльетте. Зная, насколько этот достойный человек чувствителен к изъявлениям вежливости и как обижается, когда не получает их, Ноэль прежде всего пригласил его сесть и поинтересовался здоровьем. Клержо с готовностью откликнулся.
– Зубы пока еще в порядке, а вот зрение слабеет. Ноги тоже сдают, и слух уже не тот.
Покончив с жалобами, он перешел к делу:
– Вы знаете, почему я пришел. Сегодня срок вашим векселям, а мне чертовски нужны деньги. Я имею в виду один на десять, второй на семь и третий на пять тысяч. Итого двадцать две тысячи франков.
– Послушайте, господин Клержо, нельзя ли без дурных шуток? – заметил Ноэль.
– Простите, – удивился ростовщик, – я не собираюсь шутить.
– Хочется верить этому. Ровно неделю назад я написал вам и предупредил, что не буду в состоянии заплатить, и попросил переписать векселя.
– Да, я получил ваше письмо.
– И что же вы мне скажете?
– Я не ответил вам, полагая, что вы поймете, что я не могу удовлетворить вашу просьбу. Надеялся, что вы побеспокоитесь найти необходимую сумму.
Ноэль сдержал раздражение и ответил:
– Мне не удалось. Так что примите к сведению: у меня нет ни гроша.
– Черт!.. А вы не забыли, что я уже четырежды переписывал эти векселя?
– Полагаю, я предложил вам такие проценты, что у вас не было причин сожалеть о помещении капитала.
Клержо очень не любил, когда ему напоминали о процентах, которые он берет. Он считал, что тем самым его унижают. Поэтому он весьма сухо ответил:
– Я и не жалуюсь. Хочу лишь заметить, что вы не больно-то церемонитесь со мной. А вот пусти я ваши векселя в обращение, я свои деньги получил бы точно в срок.
– Но не больше.
– Ну и пусть. Для человека вашего сословия суд – это не шутка, и вы мигом отыскали бы способ избежать неприятных последствий. Но вы думаете: папаша Клержо – добряк и простофиля. Да, так оно и есть. Но только если это не приносит мне слишком больших убытков. Короче, сегодня мне абсолютно необходимы деньги. Аб-со-лют-но, – повторил он, выделяя каждый слог.
Решительный вид ростовщика, похоже, несколько встревожил Ноэля.
– Вынужден еще раз повторить, – заявил он, – я совершенно без денег. Со-вер-шен-но.
– Что ж, тем хуже для вас, – заметил ростовщик. – Вижу, мне придется передать векселя судебному исполнителю.
– А что это вам даст? Слушайте, сударь, давайте играть с открытыми картами. Вам что, хочется дать заработать судебным исполнителям? Надеюсь, нет? Вы вынудите меня заплатить большие судебные издержки, но вам-то это даст хоть сантим? Вы добьетесь судебного решения против меня. Прекрасно! А дальше что? Опишете имущество? Но тут нет ничего моего, все записано на имя мадам Жерди.
– Это всем известно. Кроме того, распродажа не покрыла бы долга.
– Ах, так вы собираетесь засадить меня в Клиши?[100]
Предупреждаю, вы скверно рассчитали. Я потеряю звание, а не будет звания, не будет и денег.– Что за глупости вы несете! – возмутился почтенный заимодавец. – И это вы называете быть откровенным? Не смешите меня! Да верь вы, что я способен хотя бы на половину гнусностей, какие вы мне тут приписываете, мои денежки уже лежали бы у вас в ящике стола.
– Заблуждаетесь. Мне негде было бы их взять, разве что попросить у госпожи Жерди, а этого я как раз не хочу делать…
Папаша Клержо прервал Ноэля характерным сардоническим смешком.
– Ну, в эту дверь стучаться нет смысла, – заметил он, – кошелек вашей мамаши давно уже пуст, и, ежели она отдаст Богу душу – а мне сказали, что она тяжело больна, – все наследство не перевалит за две сотни луидоров.
Адвокат побагровел от ярости, глаза его сверкнули, однако он сдержался и довольно бурно запротестовал.