Взволнованный и озабоченный признаниями мадемуазель д’Арланж, г-н Дабюрон поднимался по лестнице, ведущей на галерею следователей, и вдруг столкнулся с папашей Табаре. Обрадовавшись, он окликнул его:
– Господин Табаре!
Но сыщик, весь вид которого свидетельствовал о крайнем волнении, отнюдь не был расположен останавливаться и терять время.
– Извините, сударь, – с поклоном отвечал он, – меня ждут.
– Но я все-таки надеюсь…
– Он невиновен, – перебил папаша Табаре. – У меня уже есть кое-какие доказательства, и не пройдет трех дней… А вы пока допросите человека с серьгами, которого разыскал Жевроль. Он очень смышлен, этот Жевроль, я его недооценивал.
И, не слушая больше ни слова, папаша Табаре стремительно понесся через три ступеньки вниз по лестнице, рискуя сломать себе шею.
Г-н Дабюрон, обманутый в своих ожиданиях, ускорил шаг. На галерее у дверей его кабинета на грубой деревянной скамье сидел под охраной жандарма Альбер.
– Через минуту вас вызовут, – сообщил ему следователь, открывая дверь.
В кабинете беседовали Констан и невысокий человек с невыразительным лицом, которого можно было бы принять за какого-нибудь мелкого рантье из Батиньоля, если бы огромная булавка с фальшивым камнем, сверкавшая в галстуке, не выдавала в нем агента полиции.
– Получили мои записки? – спросил г-н Дабюрон своего протоколиста.
– Сударь, все ваши распоряжения выполнены, обвиняемый уже здесь, а это господин Мартен, который только что прибыл из квартала Инвалидов.
– Все идет отлично, – удовлетворенно заметил следователь и поинтересовался у агента: – Ну, и что же вы обнаружили, господин Мартен?
– В сад залезали, сударь.
– Давно?
– Дней пять-шесть назад.
– Вы уверены в этом?
– Так же, как в том, что господин Констан чинит сейчас перо.
– И следы заметны?
– Так же, как нос на лице, если мне будет позволено сделать такое сравнение. Вор, а я полагаю, что это был вор, – пояснил словоохотливый г-н Мартен, – проник в сад до дождя, а убрался после, в точности как вы предполагали, господин судебный следователь. Это обстоятельство легко установить, ежели сравнивать следы на садовой стене со стороны улицы, которые он оставил, когда поднимался и когда спускался. Следы представляют собой царапины, сделанные носками его сапог. Одни из них чистые, а другие грязные. Молодчик – должен сказать, он ловок – забирался, подтягиваясь на руках, а вот когда вылезал, то позволил себе роскошь воспользоваться лестницей, которую, забравшись на стену, отбросил наземь. Очень хорошо видно, где он ее поставил: на земле заметны углубления, оставленные стойками, а наверху стены повреждена штукатурка.
– Это все?
– Нет, сударь, не все. На гребне стены сорваны три бутылочных осколка. Ветки акаций, нависающие над стеной, согнуты или сломаны. А на колючке одной из веток я обнаружил клочок серой кожи, на мой взгляд, от перчатки. Вот он.
Следователь жадно схватил этот клочок. Да, действительно, он вырван из серой перчатки.
– Господин Мартен, надеюсь, вы действовали так, чтобы не возбудить ни малейшего подозрения в доме, где проводили расследование? – спросил г-н Дабюрон.
– Само собой, сударь. Сперва я без всяких помех обследовал стену со стороны улицы. Потом оставил в ближнем кабачке шляпу и представился маркизе д’Арланж управляющим одной из герцогинь, живущих по соседству, которая находится в полном отчаянии, оттого что у нее улетел любимый говорящий попугай. Мне милостиво позволили поискать его в саду, ничуть не усомнившись, что я слуга этой самой герцогини, поскольку я весьма красноречиво расписывал ее горе…
– Господин Мартен, – прервал его следователь, – вы показали себя ловким и предприимчивым человеком, я весьма доволен вами и сообщу об этом кому следует.
И пока агент, гордый услышанной похвалой, пятился, согнувшись в дугу, к двери, г-н Дабюрон позвонил. Ввели Альбера.
– Ну как, сударь, решились вы рассказать, где провели вечер вторника? – без всяких околичностей задал вопрос следователь.
– Я уже все вам рассказал.
– Нет, сударь, нет, и я с сожалением вынужден уличить вас в том, что вы мне солгали.
От такого оскорбления Альбер покраснел, глаза его сверкнули.
– Мне известно, что вы делали в тот вечер, – объявил следователь. – Я же предупреждал вас, что правосудие узнает все, что ему необходимо знать. – Г-н Дабюрон перехватил взгляд Альбера и медленно произнес: – Я виделся с мадемуазель Клер д’Арланж.
При звуках этого имени замкнутое, напряженное лицо обвиняемого смягчилось. Казалось, он испытывает безграничное блаженство, словно человек, чудом избегший неминуемой опасности, которую он не в силах был отвести. И все-таки он промолчал.
– Мадемуазель д’Арланж сказала мне, где вы были вечером во вторник, – не отступал судебный следователь.
Альбер все не мог решиться.
– Поверьте честному слову, я не подстраиваю вам ловушку. Она мне все сказала. Понимаете, все.