Золотая Колыма

— В шестнадцатом году вчетвером пошли мы по Тахтаяму и реке Буюнде. Лето ходили по Буюнде, а осенью на Сеймчан вышли. Всю Колыму исколесили, речки Декдачан, Упчакан, Буюнду сверху донизу прошли. Везде «знаки» богатые нашли, а на золото не набрели… Пришла зима, — продукты мы свои съели, одежды у нас теплой мало. Решили вдвоем с Розенфельдом итти обратно в Ямск, а Канова с Бориской оставили зимовать на Упчакане. После я с якутом Александровым на оленях туда подъехал. И опять начали мы ходить по Колыме, искать золото. Тунгусы и якуты прослышали, что бродят в тайге люди с побережья. Думали они, что мы будем их оленей воровать, угрожали нам, выдать нас хотели… Ушли мы от людей подальше, верст за триста вглубь, в такие глухие места, где, пожалуй, и человека никогда не было. Лошадь у нас последняя издохла, мы ее всю съели. Муку экономили — знали, что плохо будет без муки. К весне решили разойтись в разные стороны. Думали, что невыгодно в одном направлении всем шурфы бить. Может, кто первый на богатое золото наткнется, другим скажет, а потом сойдемся и вместе добывать начнем… Так и шли по ручьям, тащили за собой припасы и инструмент, рыли мерзлую землю, как кроты, но никто до богатого золота не добрался. Знаем, что лежит оно где-то рядом, а найти его не можем!.. Тогда-то я Бориску и нашел в зимовье. Набрел на него случайно, свернув на тот самый ручей, где он работал. Весной нас первый раз счастье поманило: на Средникане нашли золото. Правда, добывать его было невыгодно, но «знаки» говорили, что здесь летом много золота взять можно. Провизия у нас совсем вышла, только тем и жили, что куропатку поймаем или рыбы в проруби наловим. Ни муки, ни чаю, ни сахара. Отощали совсем, едва ноги тянем, а уйти сил нет… Тянет золото и тянет, — из последних сил роем. Все кажется, что вот-вот на гнездо нападем… Потом собрались мы и начали советоваться, что делать: нет больше сил по тайге ходить, пропадем. Хоть и найдем золото, достать его не сможем… Надо итти обратно, на Охотское море. И решили мы с Кановым итти в Олу. А Бориска отказался.

— Не пойду, — говорит, — лучше помру здесь в тайге. Не боюсь ни дикого человека, ни зверя. Боюсь одного урядника.

Так и остался один в тайге. Перед тем условились мы, что к зиме вернемся опять. Расцеловались с Бориской, попрощались и побрели на побережье, в Олу. Канова там поймали и забрали на военную службу. А я начал сено косить, за скотом ходить, дрова рубил у крестьян. Не пил, не ел, все деньги копил. Скоплю, думаю, рублей полтораста, куплю припасов — и опять на Колыму, к Бориске.

* * *

Старик Сафи уронил седую бритую голову на руки, посмотрел на меня своими печальными восточными глазами и вздохнул:

— Не пришлось мне, товарищ, больше видеть Бориски: пропал он той зимой. Очень сильный человек Шафигулла был, а пропал. Совсем из сил выбился, ноги в кровь сбил, лихорадка его трепала, а он все землю рыл и шурфы бил. Так его якуты и нашли в шурфе. Вырыл он половину шурфа, почуял, видно, что смерть приходит, наложил в яму мха и сам лег на него. Якуты его потом из ямы вытащили и похоронили рядом на ключе. Этот ключ на Колыме так и зовут — «Борискин ключ». Теперь там богатый дальстроевский прииск. Говорят, что в этом последнем шурфе золотое гнездо и было… Таково-то оно, товарищ, это самое золото, — даром в руки не дается. Вот и мою жизнь оно забрало. Тридцать лет я за золотом, как собака, бегал, а только первые три года живу хорошо, спокойно, не голодуя…

Я оглянулся на помещение, в котором жил Гайфулин. Это была небольшая избушка с земляным полом. В ней были нары, табуретки и простой деревянный стол; на нем стояли чай, сахар и хлеб. Гайфулин доживал здесь свой век, работая сторожем при Ольской почте.

Золото, действительно, отняло половину жизни Сафи Гайфулина. Он и в шестнадцатом году, после смерти своего товарища, не прекратил охоты за золотом. Неистово искал его еще много лет, вступая в соглашения с купцами, неутомимо странствуя по колымской тайге и ее золотоносным рекам. В двадцать шестом году, в Средникане, где умер Бориска, Гайфулин нашел богатое золото. Но он скрыл его от советской власти, не указал открытых районов, припрятал несколько десятков килограммов металла, отказываясь и от вознаграждения за него и от премии за указание районов. Золото было конфисковано у Сафи по закону. За скрытие золотоносных районов и намытого золота он подлежал также наказанию. Но, принимая во внимание возраст Сафи и тяжелую его изыскательскую работу на Колыме, старику предоставили возможность на свободе доживать свой век.

Гайфулин угощает меня чаем, продолжая беседу. Он совершенно неграмотен, но за долгие дни и ночи, в какие сторожил здание Ольской почты, он многое передумал в своей жизни и многое стал видеть в ином свете.

— Недобрый человек, — говорит Сафи, — кто роет золото для себя. Не будет ему счастья… Вот я, товарищ, убил свое здоровье, закопал свою жизнь в тайге. Нет у меня ни жены, ни детей, ни доброго человека-друга…