Золотая кровь

Несколькими жутковатыми движениями манекен-фехтовальщик привел себя в состояние боевой готовности, принял позу человека и, пошатываясь, двинулся вперед. Отвечая на толчок Миколаса, он полоснул его по спине и нацелился в шею, но тот, обернувшись, сумел отбить удар. Воспользовавшись моментом, Бехайм вонзил свой меч Миколасу в бок, под самые ребра, и подцепил его клинком, вспарывая плоть. Миколас взвыл, извиваясь, и выронил меч. В это время манекен проткнул ему живот: жертву пронзили с двух сторон. Миколас покачнулся, глаза у него закатились, его рвало кровью. Затем манекен и Бехайм одновременно выдернули из него мечи, и он рухнул на пол. Кровь окрашивала его брюки и впитывалась в красную рубашку. Бехайм бросился к Александре, которая сидела на полу, держась рукой за висок. Манекен погнался за ним с саблей на изготовку, позади гудели провода, проворные ноги клацали по полу.

Бехайм предполагал, что манекен будет только отвечать на наскоки. Но в этот момент он не нападал, и, глядя на деревянную башку, словно источавшую враждебность, на покрытое царапинами туловище с выцветшим сердечком – как с валентинки, – он понял, что ошибался, что какое-то неслыханное чудо науки наделило куклу убийственной самостоятельностью. Манекен бросился на него. Таинственное сочленение отдельных частей тела придавало его движениям жесткость, как у богомола, но перемещался он куда проворнее, чем любая ползучая тварь. Непрестанное щелканье и громыхание рук и ног придавало его свирепости особо зловещий оттенок. Бехайму оставалось только отражать удары. О том, чтобы самому перейти в нападение, не могло быть и речи. Перемещаясь по зале, увертываясь от противника, он думал, что в лучшем случае, когда он получит серьезную рану, устройство, управляющее чучелом, будет удовлетворено и прекратит преследование. Сабля манекена зацепила его плечо. Потом резанула по груди. В отчаянии он нырнул под занесенный клинок и обхватил врага. Лицо его уперлось в холодный и гладкий овал его головы. Но тут манекен задрожал, затрясся, задергался так, что его было не удержать, и швырнул Бехайма на пол. Тот откатился от опускавшейся на него сабли, вскочил на ноги и ринулся к столбу в центре зала, надеясь добраться до кнопок и обездвижить врага. Но вдруг, к его изумлению, громоздкое тело манекена взлетело на невероятную высоту и, приземлившись на пути у Бехайма, повернулось к нему. Его руки и ноги двигались в зловеще стройном механическом ритме, и Бехайм представил себе краба, подкрадывающегося по морскому дну к беспомощной мягкотелой жертве.

Глядя ему в лицо, склонив голову набок, манекен будто в недоумении изучал его, нацелившись саблей ему в грудь. Волокна бледно-коричневого дерева сложились в некое подобие страшного безглазого лица. Бехайм мог бы поклясться, что чувствует, как от этой деревяшки исходит слабый поток энергии, словно от живого существа, и у него было такое ощущение, что его оценивают, взвешивают его мастерство с точки зрения тактических возможностей.

– Сдаюсь, – сказал он, вопреки всем доводам разума уповая на то, что его услышат.

Он оглянулся на Миколаса. Тот распластался на полу. Александра лежала без движения.

– Стоять! – велел он манекену: может быть, нужна простая команда, волшебное слово?

Тот сделал шаг вперед, держа саблю с необычно высокой гардой у щеки, указывая клинком на потолок. Застыв на секунду, он вихрем ринулся в атаку, описывая саблей большие круги над головой. Двигался он невероятно быстро. Бехайм бросился на пол, попытался отрезать провода, идущие к ногам манекена, но тот не подпускал его к себе. Он снова поднялся и стал отступать, ему удавалось лишь защищаться. Сил почти не оставалось. Каждый отраженный удар отдавался болью в локтях. Меч отяжелел, мокрый от пота эфес выскальзывал из руки. Он во второй раз схватился с манекеном в рукопашной, стараясь скрутить ему голову, вывихнуть и оторвать руки, но вновь оказался на полу, так и не сумев причинить врагу серьезного вреда.