Золотая кровь

Сбросить с плеч тяжкую обязанность было бы неплохо, но он устоял перед искушением.

– Нет, мой господин. Но я прошу вас присмотреть за ними, пока меня нет.

Она опустила голову.

– Мы сделаем это.

– Мне хотелось бы задать один вопрос, – мой господин, – проговорил Бехайм. – Я слышал, что все это дело – убийство, расследование – часть большой игры, что игры вообще сейчас в ходу и что я – лишь пешка. Пусть так. Но мне трудно ничего не знать о цели этой игры, о ее ставках.

Женщина молчала.

– То, о чем все сейчас спорят, – продолжил Бехайм, – перебираться Семье на Восток или нет… Может быть, в этом все дело, среди прочего? В решении этого спора?

– Может быть, – сказала женщина.

Обескураженный, Бехайм все же не сдавался:

– Отвечая мне «может быть», вы имеете в виду, что это лишь часть из того, что поставлено на карту, или же…

– «Может быть» – это ответ на все твои вопросы. Каждое мгновение приносит новый ответ, но, что касается тебя, они все звучат одинаково: «может быть»; ибо тебе не дано различать всех тонкостей.

Бехайм начал было говорить, но она жестом велела ему молчать.

– Вопрос возможного переезда представляет для нас некоторый интерес – не очень значительный. А поскольку это так, то он в какой-то мере влияет на все наши размышления и действия. Но лишь в какой-то мере. Если нас постигнет беда, кое у кого из вот этих, – она указала на танцоров, следивших за ними, – есть другие способы спастись, им вовсе не обязательно разбегаться по разным концам земли. Другие и не собираются спасаться. А третьи успели утратить всякое представление о том, что такое спасение. Так что, как видите, хотя эта проблема и волнует большинство нашей родни, здесь, у этого блестящего меньшинства, она заслуживает разве что самого скромного внимания.

– Но ведь в конечном счете вы печетесь о благе всей Семьи, а не только о самых могущественных ее членах?

– Если бы ты только мог себе представить, о чем я пекусь в конечном счете, – откликнулась женщина, – у тебя бы в глазах потемнело. Если бы ты способен был постичь хоть сотую долю соображений, ежесекундно захлестывающих меня, у тебя бы вскипели мозги. Играй свою роль. И учись. Это все, что ты можешь. В любом случае, что бы ты от меня ни услышал, потом ты сделаешь собственные выводы.

Бехайм был обманут в своих надеждах. Столько перенести, пройти через весь этот кошмар в соседней зале, чтобы попасть сюда, – и получить вместо ответа какие-то пустые слова, обнаружить, что Патриарх превратился в нелепую садово-парковую скульптуру, способную общаться только посредством чужого голоса! Он был жестоко обманут. Он ожидал увидеть живое существо, чья сила и ясный ум рассеют его сомнения и придадут ему мудрости.

Женщина довольно зашипела. Губы ее расплылись в широкой улыбке, обнажив кончики клыков, отчего ее красота приобрела еще более зловещий оттенок. Несколько танцующих пар остановились, разглядывая Бехайма и как будто что-то втайне предвкушая.

– Хочешь встретиться с Патриархом лицом к лицу? – сухо спросила она. – А ты храбрец.

Бехайм смущенно взглянул на восседавшую на троне статую, ее изъязвленную голубую кожу, суровый рот, глаза-щели.

– Я думал, это…

– Возможно, когда-нибудь дойдет и до этого. Но он еще не так стар.

Она подошла совсем близко к Бехайму и взяла его за левую руку.

– Пойдем же. Раз тебе нужен сам Патриарх, я доставлю тебя к нему.

Она подвела его к краю одной из черных луж, и он, бросив взгляд вниз и увидев плывущие под ее гладью огни, веера мертвенно-бледного свечения, напоминавшего гаснущее северное сияние, громко вскрикнул и отшатнулся – он понял, что эта лужа, как, вероятно, и все остальные, – не выступившие на поверхность подземные воды, а врата, ведущие в самую сердцевину Тайны, в страну смерти. Спутница крепко держала его, сжав ему руку с такой силой, что он испугался, как бы не треснули кости. От ее взгляда его пробрало морозом, радужные оболочки ее глаз заиграли цветом, зрачки чуть заметно то сужались, то расширялись, гипнотизируя его. Былой страх его выродился в какое-то пульсирующее беспокойство. Когда она велела ступить вперед, ему лишь стало чуть тревожнее, и он повиновался.