Золотая лихорадка

Ночью снова пошел дождь, сквозь дырявую крышу сарая натекло воды, но утро было теплым; пылинки играли в косых лучах света. Юрий позавтракал, отметив, что его запасы подошли к концу, – впрочем, это его не расстроило. Филатов уложил плащ в рюкзак и направился дальше, вдоль оживленной трассы, не рискуя выходить на нее и поэтому теряя много времени на поиск менее оживленных тропинок. На закате он обошел небольшой городок и уже ночью, страшно уставший и голодный, набрел на сторожку в запущенном колхозном саду.

Несколько раз Филатов хотел плюнуть на собственную безопасность и поймать попутку. Его останавливало то, что невольно пришлось стать «звездой» телеэкрана, – фотографию мог видеть любой водитель, любой пассажир. Да и, как водится, милиция в таких случаях очень быстро оповещает о розыске всех, кто имеет какое-то отношение к транспорту. Оставалось одно – уходить пешком как можно дальше.

Он смутно помнил, как заходил в магазинчик небольшой деревеньки в нескольких километрах в сторону от дороги. Пожилая продавщица еле наскребла сдачи с крупной купюры. Спасло то, что Юра купил в дорогу пару бутылок коньяка и пяток банок самых дорогих консервов.

Неплохо отдохнув в тихой сторожке, Филатов подсчитал с утра, что протопал за два дня немногим меньше сотни километров. Сам не поверил, что это было под силу утратившему квалификацию бывшему десантнику, но версты послушно ложились под ноги, и подгоняла мысль, что с каждым часом он все дальше уходит от места, где его могли опознать.

Переночевал и на этот раз в какой-то сельхозпостройке, душной и пыльной, с усталости выпив почти бутылку коньяка. Сморило его еще засветло, а разбудила бродячая собака, пришедшая на запах тушенки. Юра поделился с ней завтраком, погладил, и несколько километров пес не отставал от него, обгоняя и виляя хвостом. Потом куда-то пропал и больше не появился.

На закате Юра увидел на обочине указатель с надписью:

«Б. Сестры – 2 км». Свернул в надежде найти там ночлег. И остановился на околице, увидев покосившиеся заборы вокруг десятка древних домишек, вросших в землю.

Каким чудом сохранился в центре Европы, в полутора сотнях километров к северу от Москвы, уголок прошлого столетия? Ничто не напоминало тут о времени. И колодезный журавль, и почерневшая дранка крыш, и какая-то первозданная тишина вокруг дышали покоем, умиротворенностью, как будто некие силы накрыли кусок пространства вневременным колпаком. Юрий миновал первый дом, явно нежилой, и повернул к ручью, на берегу которого виднелась старая банька. О лучшем месте для ночлега он не мог и мечтать.

Подойдя к замшелому строению, Юра огляделся. Выше, на пригорке, стоял дом, на окнах которого висели занавески с березками – точно такие были в далекие годы Юриного детства в квартире Филатовых. Насколько мог судить Юра, за домом ухаживали, да и банькой явно пользовались. И он не удивился когда из-за угла появилась сухонькая, очень старая бабка в белом платке, темной юбке и сером свитере. Она остановилась поднесла к глазам руку, разглядывая из-под ладони Филатова, – он стоял как раз со стороны заходящего солнца. Прятаться, убегать куда-то не имело смысла – в деревне наверняка не было ни одного телевизора, во всяком случае антенн на крышах Юра не заметил.

Подхватив рюкзак, он поднялся по тропинке и поклонился бабке, спокойно поджидавшей его на прежнем месте.

– Добрый вечер, бабушка. Вы не против, если заночую в баньке вашей?

– А чего в баньке-то? Иди уж в хату, мил человек, коли не разбойник какой, – старуха улыбнулась одними глазами.

«Знала бы ты...» – подумал Юрий, а вслух сказал:

– Спасибо, не откажусь...

Они вошли в дом, и Юра поразился абсолютной чистоте, царившей везде – от сеней до горницы, куда провела его хозяйка. И там было чему удивиться – например, количеству книг, уставивших самодельный, на полстены, стеллаж.

– Как звать-то тебя, хлопец? – спросила бабка, пододвигая гостю потертый венский стул.

– Юрием мама назвала, – ответил Филатов, подстраиваясь под тон, которым изъяснялась бабка.

– Юрием... Как батьку моего. Похож ты на старика, как борода вырастет – не отличишь. Вон портрет его, в простенке...

Между окон висела пожелтевшая фотография бородатого мужчины, и впрямь чем-то напоминавшего Филатова. Рядом – портрет юной девушки, в которой можно было узнать хозяйку дома лет этак пятьдесят тому назад.

– Это мне шестнадцать годков тут, – перехватила старуха его взгляд. – В тридцать девятом, аккурат перед тем, как большевики пришли.

– Так вы – из Западной Белоруссии? Или с Украины?

– С Полесья. А зови меня, коли хочешь, Ядвига.

– Ядвига Юрьевна?

– Ну, коль уважишь, можно и Юрьевна. Пытать тебя не стану, откуда да почто, – не в обычае у меня. Захочешь – сам скажешь. А теперича я на стол буду накрывать.