Золотая лихорадка

Они устроились в каптерке, где на стеллажах хранились какие-то старые журналы дежурств, ведомости, в общем, всякая охранная бухгалтерия. Кравченко достал литровую бутылку водки, два стакана, хлеб, колбасу и помидоры.

– Ну, дай бог, не последняя, а если последняя, то не дай бог, – поднял стакан начальник охраны.

После того как закусили, Кравченко спросил:

– Так и не наладилось у тебя с Ксенией?

– Нет, не наладилось, – сухо ответил Филатов, не желая вдаваться в тему.

Но его начальник на правах старинного знакомого не отступался:

– Так, может, поговори с ней; женщины – существа отходчивые. Моя меня вон сколько раз бросить грозилась...

– Не по тем я делам, – коротко ответил Филатов.

– – Унижаться я не собираюсь даже перед ней.

– Ну, как хочешь...

Вскоре литр подошел к концу, и Кравченко достал еще одну такую же бутылку.

– Не хватит ли? – засомневался Филатов. – Мне еще дежурить.

– А, одним больше, одним меньше... У нас тут кражи редко случаются. Последняя до меня была – шубки из какого-то навороченного соболя стырили. Они должны были на экспорт идти. А при мне – не воруют, боятся...

– Пойду отолью, – сказал Филатов и вышел из каптерки.

Тут же Кравченко достал из кармана какой-то пузырек и вылил содержимое в стакан своего старого приятеля. Затем он до краев наполнил его водкой. После этого достал из другого кармана другой пузырек, с таблетками, и проглотил две штуки. Посидел с закрытыми глазами, поблагодарил про себя химиков из какой-то секретной лаборатории, где изобрели таблетки, снимающие опьянение, и сказал вернувшемуся Филатову:

– Ты не боись, Фил, в случае чего в комнате отдыха покемаришь. Я всю ночь тут буду.

Опрокинув стакан, Филатов закурил и уставился в окно, чувствуя, как его начинает развозить. Десантник удивился – организм его обладал завидной сопротивляемостью к алкоголю, но зато похмелье всегда было жутким. Когда он выронил сигарету и зашарил по полу в попытках ее поднять, Кравченко ухмыльнулся и сказал:

– Все, иди спать, твоя смена закончилась...

Филатов с трудом поднялся со стула и отправился, по глубокому убеждению Кравченко, спать в комнату отдыха охраны товарной станции.

«Летя на Канары, попал я на нары, – пробормотал себе под нос Кравченко. – Хорошо, что этот вагон как раз на твоем участке, друг любезный...»

– ... Вот он, давай цепляй свой паровоз! – Шерхебель махнул рукой высунувшемуся из окна маневрового тепловоза Каравашкину. Тот спустился вниз и стал проверять систему сцепки.

Два человека приближались к злополучному вагону с разных сторон.

Первым был Филатов. Пьяного до невменяемости, что бывало с ним очень редко, его носило по станции уже очень долго, но могучий инстинкт десантника все-таки вывел на верное направление. Время от времени он просто полз по шпалам, вставал на колени, несколько минут передвигался в полусогнутом состоянии, выпрямлялся и на заплетающихся ногах шел дальше между вагонами, подсознательно держа курс на дырку в заборе, от которой было недалеко до общежития, в котором он отсыпался, чтобы не ездить в Москву.

Вторым был коллега Филатова охранник Борис Самусенко. Еще недавно он служил прапорщиком в артиллерийском полку. Когда ему исполнилось сорок пять, а выслуги было на тот момент двадцать семь лет, он решил больше не мотаться по полигонам, а нашел тихую пристань в Ежовске, где устроился охранником на товарную станцию. И когда его спустя некоторое время вызвал к себе один знакомый и предложил подзаработать, Самусенко сразу же согласился – он не видел ничего противозаконного в том, чтобы иногда присмотреть за вагоном или контейнером с каким-либо грузом. Отставному прапорщику сообщали номер вагона и точное время, в которое он должен покинуть территорию станции. И вот один из таких вагонов прямо на его глазах собирались самым наглым образом увести!

– А ну, стой! Стрелять буду! Не двигаться! Куда вагон цепляете? Ему только завтра положено с отправкой!

Гриша медленно повернулся. За его спиной маячила фигура охранника в камуфляже, направляя на него луч мощного фонаря. В другой руке мужик держал дубинку, напоминавшую милицейскую, только покороче. У Гриши все екнуло. Кравченко где-то недоработал.

– Мужик, а не пошел ли бы ты на... – сказал он. – Мне скомандовали, я выполняю.

– Что ты выполняешь? Не пойдет вагон сегодня никуда!

Рядом тенями возникли Толик и Шерхебель.

– А ну, все назад, быстро! – у охранника прорезался голос артиллерийского прапорщика, которым он был почти всю сознательную жизнь. – Стреляю на поражение!

– Во, блин, заладил! – сзади к охраннику подбирался Гнюс с какой-то железякой. – Слышь, мужик, лучше по-доброму – ты нас не видел, мы тебя. А то...

В руке Гришки появился пистолет. Это был выброшенный кем-то на берегу реки после «мокрого» дела «макаров», который Гриша случайно нашел, вычистил, один раз пальнул ради проверки... Он носил его для понта, желая походить на местных парней, членов бригады Буденного, не имевших нужды связываться с такой, как он, мелкой швалью.