Но вот начал говорить Юрий Юрьевич, его слова Шепель слушала напряженно. В ее подсознании оставалась кроха надежды, что учитель как-то отметит ее настойчивость в учебе и хоть немного поддержит.
— Я скажу очень коротко, — промолвил Юрий Юрьевич. — Шепель надо крепко задуматься над своей позицией, над всей своей жизнью. Мы все, вся школа, отвечаем за нее перед народом, перед советской общественностью. И советская общественность будет иметь право спросить нас: «А как вы помогали Шепель стать человеком нашей эпохи, борцом за коммунизм?»
Лида заплакала. Никто не знал, что она не раз с болью переживала отрицательное, настороженное, а то и просто враждебное отношение к себе одноклассников. Она объясняла это тем, что не умеет находить себе подруг, что не может быть веселой и остроумной в обществе. Но в последнее время начала понимать, что это не так, что этому существуют значительно более глубокие причины. На сегодняшнем собрании была словно поставлена точка над «i». Ей надо преодолеть себя, изменить свой характер, отскрести ил, который налип на нее.
Прикладывая платочек к глазам, Лида слушала, что говорила Юля Жукова:
— Мы не знаем, почему ты плачешь, Лида. Слезы бывают разные. Мы хотим верить, что это хорошие слезы, которые смывают накипь с сердца. Неужели ты не замечала до сих пор, что тебя не любят в классе? Ты задумывалась над этим? Это же страшно, когда тебя не любят, когда ты одинока! Ты хочешь стать инженером, строить машины. Но скажи, что же из тебя за инженер получится, если ты односторонняя, у тебя куриный кругозор — от забора к забору! Советский инженер — это человек с очень широким мировоззрением, он должен знать не только то, что «проходит» в школе или в институте…
Случился тот взрыв, который предусматривал Юрий Юрьевич. Классный руководитель не жалел, что собрание приобрело такой бурный характер и что давно назревший серьезный разговор с Шепель получился таким острым. Он был убежден, что в этом случае именно так и надо разговаривать. Но вместе с тем нужно было сказать ученице еще какое-то слово, которое бы поддержало ее, дало ей самой надежду на то, что она, если хочет, может стать другой. Юрий Юрьевич решил, что обязательно еще поговорит с Лидой сегодня же после собрания.
Когда в конце концов дали слово Шепель, она уже не плакала. Она подошла к столу вся собранная, сосредоточенная, как человек, который решил что-то важное.
— Я навсегда запомню этот день, — тихо сказала она, — запомню все, что вы здесь говорили мне. Для меня очень важно, что я поверила в вашу искренность. Спасибо за жесткие, но справедливые слова. Я не скажу сейчас, что вдруг изменюсь и стану другой. Это была бы неправда.
Она сняла очки, поискала платочек, не нашла, снова надела очки и закончила:
— Да, неправда, так как мне много еще надо передумать… И нельзя вдруг измениться. Но я хочу… хочу, чтобы у меня были искренние подруги, чтобы…
Не досказав, Лида наклонила голову и пошла на свое место.
— Все ясно, — сказала Юля. — Мне кажется, что тебе непременно надо включиться в нашу комсомольскую работу. Мы еще поговорим с тобой об этом.
Варя Лукашевич слушала сначала невнимательно. Она, никогда раньше не бывавшая на комсомольских собраниях, чувствовала себя неловко и уже начала досадовать: «Ну зачем я пришла сюда?» Но незаметно ее заинтересовало то, что говорили одноклассники. Понемногу и саму ее начали волновать их жаркие выступления. Она смотрела на Шепель и думала: «Как в самом деле можно быть такой? Так, гляди, и засохнешь, как сухарь». А когда Лида заплакала, у Вари тоже подступили слезы, и она еле удержалась, чтобы не заплакать вместе с нею.
Потом она стала думать, зачем Юля пригласила ее сюда. Чем она может помочь?
К Юле Варя чувствовала теперь и уважение, и большую симпатию. Она поверила, что Жукова пылко и искренне желает ей добра.
— Второй вопрос повестки дня, — объявила Жукова, — организация вечера «Комсомол и песня». Этот вечер мы хотим устроить после предвыборного собрания. Многие из нас будут голосовать впервые в своей жизни. Ну, культмассовый сектор, — улыбаясь, кивнула она Марийке, — докладывай.
— Как мы представляем этот вечер? — выступила Марийка. — Мы споем песни, которые на грозных этапах своей жизни пел комсомол. Вот вам гражданская война — ну, здесь и о коннице Буденного, и другие песни. Далее — пятилетки, потом — Великая Отечественная война. В каждый период комсомольцы пели свои песни.
Лукашевич вдруг увидела, что Юля улыбается и кивает ей головой: слушай, мол, слушай, это тебя касается. И когда Марийка закончила, Жукова предложила:
— Предлагаю поручить организовать и провести такой вечер Марии Полищук, Виктору Перегуде и Варе Лукашевич.
Варя вспыхнула, хотела сказать, что она этого не сумеет, но, встретившись с улыбающимися глазами Юли, ничего не сказала.
После собрания к ней подошел Виктор.
— С чего же мы начнем, Варя? Вот что. Давай сначала составим список песен.
— Да я и не знаю, что пели комсомольцы.