Марийку поразил ее вид. За последнее время Варя очень изменилась. Она словно распрямилась, стала во весь рост, как молодая березка, которой до сих пор что-то мешало выровняться. Даже движения ее, раньше слишком осторожные, теперь стали более смелыми, уверенными. Все лицо светилось, словно девушка стояла перед утренним солнцем.
Погруженная в мысли о матери, всегда в тревоге о ней, Марийка до сих пор просто не замечала эти изменения. А сейчас, в короткий миг, когда Варя стояла на пороге квартиры, Марийка увидела ее будто при вспышке огня.
— Если я не вовремя, — промолвила Варя, — ты просто скажи, без церемоний. Нет, в самом деле, может что-то у вас… или у тебя… какая-то работа?
— Нет, нет, Варя, — замахала руками Марийка. — Я тебе очень, очень рада! А работа обычная — уроки!
— Я и пришла поучиться у тебя… как готовить уроки. Чтобы так отвечать в классе, как ты, надо знать какой-то секрет. Я немного не так сказала — не секрет пусть, а метод, что ли.
— Садись, Варя. Нет, сначала, конечно, раздевайся. Пальто давай сюда. Секрет страшный, но тебе открою в знак дружбы.
Варя вспыхнула:
— Дружба? Со мной? Ну, ты…
— Ничего не «ну»! — горячо воскликнула Марийка. — Вот у меня предчувствие, что мы будем с тобой искренними подругами.
— Ой, далеко мне до тебя, — покачала головой Варя. — А все-таки не хочется быть в классе последней!
Допоздна сидели одноклассницы за уроками. Вари тяжело давались геометрия и алгебра. В тот вечер они вдвоем с Марийкой решили немало задач.
— Нужна практика, — говорила Марийка. — Иногда смотришь — прехитрая задача, просто — ребус! Кстати, ты любишь разгадывать ребусы? Я — ужасно, и сама люблю их придумывать. Ну, вот такая задача. Как за нее браться, и с чего начинать? Начнешь подходить с этой стороны, с другой, думаешь: неужели же задача хитрее меня? А может, я забыла какую-то формулу? Бывает, что и не решишь сразу, отложишь тетрадь, пойдешь прогуляться. А в голове так и мелькает: периметр, треугольник, гипотенуза, конус… Придешь, снова сядешь, вчитываешься, размышляешь: а что если вот так? И точно, схватила за ниточку, весь клубок начал распутываться. Но если у тебя слабо с теорией, тогда задачи не решишь. Я по себе знаю, Варюша. Ну, а еще, кроме теории, надо научиться оттачивать свою мысль.
Варя улыбнулась.
— Но по этой науке, кажется, учебника нет?
— Ничего, научишься без учебника. Нужна тренировка.
Лукашевич осталась у Марийки ночевать. Подруги долго не спали.
За окном давно уже стих городской гам, только вьюга не стихала, бросала в оконные стекла снег, завивал ветер.
— А где-то в горах, — задумчиво говорила Марийка, — где-то на Памире или Тянь-Шане стоит обсерватория. Представь, Варенька, уже месяц гудит вьюга, единственную горную дорогу к обсерватории замело. Наблюдать небо уже нельзя, над скалами и бездонными пропастями, над всем Памиром висит мутная непроглядная мгла. А буря там не такая, как здесь. Срывает с обсерватории крышу, вокруг все ревет, свистит, воет. Уныло, правда? А небольшой коллектив советских людей — на посту. Долгими вечерами они собираются вместе, слушают радио. Звуки прерываются, их заглушает буря…
— Лучше не обсерватория, — сказала Варя, — а метеорологическая станция. Я когда-то хотела стать метеорологом. Предсказывать погоду для всей страны — правда, это очень интересно?
— А я мечтала о работе астронома, — продолжала Марийка, — и обсерваторию представляла обязательно где-то на Памире. В этой профессии я видела столько поэзии, романтики…
— Почему ты говоришь «мечтала»? Это уже прошло?
— Не знаю еще, Варя. Видишь, мне в последнее время хочется быть ближе к людям. И сказать по правде, астрономия кажется холодной. Знаешь, космические пространства, ледяной холод. Планеты так далеко, а люди рядом, ходят по земле, радуются, живут, борются, иногда страдают… тяжело страдают.
— Ну, астрономия — тоже для людей, для нас. Для земли.
— Правильно. Моя мама…
— Ах, ты вот о чем!
— Да. Понимаешь, я говорю не только о своей маме, говорю вообще о человечестве. Я читала, что человек может жить, как норма, полтораста лет. Это совсем не утопия, надо только упрямо бороться за долголетие. Не подумай, что я считаю работу астронома не такой полезной, как, скажем, работу врача-исследователя, который старается открыть вирус загадочной болезни.