Золотая муха

Первый прилетел как на крыльях. Приволок с собой дырявое ведерко на веревочке и огромный половник — такого размера разливательные ложки довелось узреть лишь четверть века спустя в Лондоне, в сокровищнице английской Короны. Правда, лондонские половники были из чистого золота, но в тот момент материал не играл роли. Впрочем, если бы мне представился выбор, думаю, выбрала бы железный, золотые небось жутко тяжелые. Да и что такое золото в сравнении с этим медово-желтым чудом?

И осталась бы в дураках, выбрав железный, он явно не годился для ловли янтаря. Геологи, как ни бились, черпали только воду, янтарь увертывался. Тогда эти олухи схватились за ведерко, дырявое, а потому тоже орудие неподходящее. В конце концов один не выдержал, отчаянно махнул рукой, разулся, разделся до исподнего и шагнул в яму. Вода оказалась ему по шею. Заткнув ладонью дырку в ведре, он захватил им крутящийся в яме мусор и выбросил его на песок. А вместе с мусором и желанную добычу.

Эти лоботрясы так радовались своему счастью, что позабыли обо всем на свете. Тот, что залезал в воду, в упоении никак не мог оторваться от созерцания сокровища, лишь холод заставил его опомниться. Лязгая зубами, он схватил в охапку свою одежку и сапоги, и оба поспешили в лагерь, неимоверно счастливые, оставив на берегу женщину, по самую макушку переполненную горечью и завистью, неимоверно несчастную и немного поумневшую.

Домой я вернулась в сумерках и пожаловалась своему любимому. Ожидала сочувствия, но он безжалостно заявил:

— Надо было самой сразу же вытащить из ямы мусор, а не ждать, когда это сделает чужой дядя.

— Чем? — разозлилась я. — Силой воли? Вот будь у меня дуршлаг на длинной палке, но у меня даже обычного дуршлага с собой не было.

— Не обязательно дуршлаг, сгодится и сетка. Ты что, до сих пор не обратила внимания, как рыбаки вылавливают янтарь? Сеткой на длинном шесте, которой обычно выбирают из сетей рыбу.

— И мусор...

— Да, и мусор тоже. Весь этот мусор миллионы лет пролежал глубоко в земле вместе с янтарем, образовавшимся из живицы. У этого мусора — остатков древних растений и деревьев — такой же удельный вес, как и у янтаря, вот море и выбрасывает их всегда вместе.

Так я ему и поверила! Насчет древесины он, конечно, прав. Ну, капала из древних сосен смола. Ну, залило потом море все эти сосны, засыпал их песок. Ну, за миллионы лет древесина истлела, а липкая блестящая смола за эти же миллионы лет затвердела как камень, превратилась в янтарь. Морские волны подняли ее со дна, перекатывали с места на место и, поскольку она легче камней, выбросили на берег. А все остальное? Все эти рыбьи останки, различные предметы, ничего общего не имеющие с древесиной: тряпье, обрывки канатов и сетей, кожура всевозможных овощей и фруктов, сами овощи и фрукты, почему-то преимущественно лук, но и морковка встречается А новая бескозырка русского моряка? А огромный гребень без двух зубьев? А табличка с надписью «Спальный вагон»? А бутылочка для младенца с соской в отличном состоянии? А пластиковая канистра? А четырехметровая двухдюймовая дубовая доска... Ладно, ее можно считать древесиной, чего никак не скажешь о всяких железяках.

Я всегда была девочкой способной и быстро научилась распознавать янтарный сор. А вскоре наловчилась и в море высматривать черные полосы. Этим я обязана Вальдемару. Во время одной из своих прогулок по пляжу наткнулась у порта на рыбаков, вылавливающих сетями янтарный сор, и Вальдемар мне на примере все разъяснил. Из жалости, наверное, ну и потому, что мы снимали комнату в его доме. Вальдек заставил меня до тех пор пялиться в волны, пока я наконец не увидела черную полосу. А за ней еще одну, и еще. Благородный Вальдек простер свое благородство до того, что даже дал мне в руки свой сачок и научил им пользоваться.

Мой Драгоценный усиленно демонстрировал полное равнодушие к янтарю, однако пообещал раздобыть необходимое орудие лова. Не таким уж знатоком он был, поэтому сначала приобрел в Эльблонге сачок, каким пользуются рыбаки, выбирая из невода мелкую рыбешку. В моих руках он сразу же выгнулся и сломался, как только я первый раз попыталась зачерпнуть янтарный сор. Нет, я ничего не сказала Драгоценному, но, наверное, соответствующим образом посмотрела. Идеальный тут же встал в позу и пригрозил, что я еще увижу, кто посмеется последним.

Увидела я, правда, только через год. И это произошло семь лет спустя с того дня, когда впервые меня поразила на берегу золотистая полоса...

* * *