Золотая муха

Чтобы выиграть время, я предложила гостье еще вина, вспомнила, что вроде бы где-то завалялись крекеры, и отправилась в кухню, по дороге лихорадочно размышляя. Что же мне делать в создавшейся ситуации? Рассказать о Франеке, чтобы облегчить им поиски, и тем самым получить подтверждение, что муха у него, или, наоборот, постараться все скрыть, ведь этот кошмарный Хамид может и миллион долларов предложить! Два миллиона! И тогда все пропало, Франек польстится, и золотая муха навсегда для нас потеряна. А это равносильно продаже «Битвы под Грюнвальдом» или алтаря в мариацком костеле, — правда, другой вид искусства, но тоже национальная святыня и гордость. Рассказать всю правду Данусе нельзя, она никогда не умела хранить тайны, вряд ли изменилась за утекшие годы. Надо что-то придумать.

Ну вот, так и знала! Мое возвращение из кухни Дануся приветствовала словами:

— Ох, позабыла тебя предупредить, золотая муха — большой секрет, мне велели никому не говорить, можно только с тем нашим человеком, так что, пожалуйста, ты уж ни-ни, ладно?

— А кто он, собственно, такой, этот свой человек твоего мужа? Чем занимается? Что, у него общего с янтарем?

— С янтарем ничего. Он занимается здесь делами моего мужа.

Еще раз все хорошенько взвесив, я пришла к нелегкому решению.

— Слушай меня, Дануся. Я как раз кое-что о янтаре знаю. И мне известно, что есть такой, с большой золотой мухой в середке. Но вот какая сложность. Этот янтарь в свое время был украден, так что найти его будет неимоверно трудно. Владелец вряд ли признается, ему за эту муху тюрьма светит. Тебе и в самом деле надо соблюдать большую осторожность.

Данута перепугалась.

— Езус-Мария! Значит, какая-то афера? Если дело нечисто, мне строго-настрого заказано вмешиваться. Так что, сказать нашему человеку, чтобы перестал искать?

И я опять заколебалась. В конце концов, у меня не было стопроцентной уверенности, что муха находится у Франека, а если даже и у него, то неизвестно, где он ее прячет. Возможно, Данусин человек располагает возможностями все это разузнать.

— Нет, пусть поищет, — решила я. — Но вот еще какой нюанс, дорогая. Тебе придется считаться с патриотическими чувствами поляков. Ведь янтарь с мухой — вещь уникальная, и многим не хотелось бы, чтобы он был вывезен из Польши. Ему место в польском музее.

— А почему? Этот янтарь польский?

— Ну да, выловлен из моря на Вислинской косе. И так получилось, что я была случайным свидетелем этого выдающегося события. Послушай, а ты бы не могла как-то переубедить своего Хамида? Попросить его, чтобы не покупал? Ему можно это объяснить?

— Объяснить ему можно все. Но видишь ли... дело в том, что мне самой захотелось иметь этот янтарь. Ну хотя бы посмотреть на него. Ведь взглянуть на него не грех?

— Взглянуть — конечно, но не сейчас, говорю тебе, никто не знает, где он. А ты могла бы переключиться на другие, из тех, которые носят на себе. Среди них тоже встречаются поразительно красивые. Так, говоришь, он способен понять? В конце концов, это же твоя родина...

— Ясно, поймет, он у меня умный и хороший, не какая-нибудь свинья. Очень порядочный человек, хоть и богатый.

— Тогда за здоровье твоего мужа!

* * *

Должно быть, человек Хамида отличался умом и сообразительностью, поручение он выполнил быстро. Едва я переговорила с Аней и Костиком, которых вызвала в пожарном порядке, как события начали разворачиваться с ошеломляющей быстротой.

Костика вызывать не требовалось, он сам пришел, Аня же пожертвовала запланированной на вечер парикмахершей. Оба согласились с моими выводами, навеянными блокнотом Драгоценного, обоих встревожили арабские посягательства на польскую муху, и оба преисполнились неясными надеждами на ее обнаружение. А на следующий день Дануся преподнесла нам новости.

— Оказывается, Зенобий, это человек Хамида, знаком с одним таким, который тоже нацелился этот янтарь купить, да ему продать не хотят. И наш Зенобий уже вышел на продавцов янтаря, вернее, на одного продавца, тот знает, где муха, но один решить не может, потому что муха принадлежит не только ему, но и его компаньонам, так что ему надо с ними переговорить. Сегодня вечером он даст ответ. А я в дурацком положении, потому как не знаю, что делать...

— Стоп! — перебила я Данусю. — Давай еще раз, и не все сразу. Кто этот «один такой, который тоже нацелился, да ему продать не хотят»?

— Какой-то индус.

— А, индус... А тот, с компаньонами? Он кто?

— Не знаю. И вообще, наш Зенобий предупредил, что фамилиями тут никто губы вытирать не любит, так что и мне он фамилий не назовет. Дескать, мне это знать ни к чему.

— Понятно. О компаньонах, значит, тоже напрасно спрашивать. А почему ты в глупом положении?