Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта

Как известно, свод монгольских законов (Яса Чингис-хана) сохранился лишь фрагментарно и к тому же в изложении представителей других культур[143]. За большинство нарушений Яса предусматривала наказание смертью. И. Н. Березин считал, что согласно Ясе за осквернение огня, где пребывает божество, полагалась смертная казнь[144]. В связи с этим возникает вопрос, можно ли рассматривать полный перечень запретов, известный только по донесениям францисканцев, как утраченный фрагмент Ясы, регулировавший сферу наказаний за вредоносную магию? Скорее всего, да. Дело в том, что с помощью запретных действий можно было спровоцировать высшие силы. Однако Небо ударом молнии наказывало не нарушителя, а испепеляло место действия, чем наносило урон окружающим. Обратимся к ряду примеров, подтверждающих это предположение. Запреты, о которых пишет Рашид-ад-дин, имеют столь же странный характер, что и приведенные выше сведения францисканцев о монгольских «грехах».

Об 'Абд ар-Рахмане, мусульманском купце, впоследствии могущественном откупщике налогов в Северном Китае, известен следующий анекдот: «Сперва Ао-ду-ла-хэ-мань [Абд ар-Рахман] был бедным человеком. По законам страны за купание весной и летом [виновные] наказывались смертью. Император [Угедей-хан] и старший брат императора Ча-хэ-тай [Чагатай] выехали на охоту и увидели Ао-ду-ла-хэ-маня купающимся. Ча-хэ-тай хотел казнить его. [Но] император сказал: "Он потерял золото, ныряет в воду и ищет его, а не купается!". Тогда он освободил его от смерти и приказал служить при нем»[145]. Обстоятельства этой истории находят объяснение в следующих сведениях Рашид-ад-дина: «Обычай и порядок у монголов таковы, что весной и летом никто не сидит днем в воде, не моет рук в реке, не черпает воду золотой и серебряной посудой^{58} и не расстилает в степи вымытой одежды, так как, по их мнению, именно это бывает причиной сильного грома и молнии, а они [этого] очень боятся и обращаются в бегство. Однажды каан шел вместе с Чагатаем с охоты. Они увидели какого-то мусульманина, который совершал омовение в воде. Чагатай, который в делах обычая придерживался [даже] мелочей, хотел убить этого мусульманина» (Рашид-ад-дин. Т. II. С. 49). Далее рассказывается как Угедей спас этого мусульманина от казни, подговорив стражу подбросить в воду, где тот совершал омовение, серебряный балыш. Во время расследования дела балыш был обнаружен и прозвучал знаменательный вопрос каана: «У кого может хватить на то смелости, чтобы преступить великую Ясу? Этот несчастный ведь жертвовал собой ради такого пустяка из крайней нужды и бедности». Итак, омовение в воде запрещалось Ясой и расценивалось как действие, способное вызвать грозу. Молния же могла испепелить императорскую орду. Наказание за нарушение общеизвестного запрета смертью вполне сопоставимо с аналогичным наказанием за «грехи», перечисляемые францисканцами. И в том, и в другом случае, речь идет о предписаниях Великой Ясы и касается наказания за вредоносную магию. Случай с 'Абд ар-Рахманом показателен тем, что участниками разбирательства являются не какие-то «дикие кочевники», а монгольский хан и его брат, хранитель Ясы, и действие разворачивается не на культурной периферии, а в центре империи. Если буквально понимать вопрос Угедея (омовение в воде как игнорирование Ясы), то и другие запреты, названные Рашид-ад-дином (мытье рук в реке, сушение одежд в степи и т. п.), тоже следует рассматривать как предписанные Ясой. Вопрос Угедея мог быть риторическим. Но в любом случае мы можем констатировать, что существовал некий комплекс представлений, возможно, даже кодифицированный, устанавливавший связь между ударом молнии как наказанием со стороны высших сил и целым рядом действий, призванных предотвратить преднамеренное вызывание молнии.