«Пробивать» свою политику в корридорах власти Ельцину удавалось. Брежнев благоволил этому неамбициозному (не претендовал на проведение в своей области «строек века»), но инициативному руководителю. Ельцин так описывал свои отношения с Генсеком: «Если надо было что–то мне решить для области, то я приходил, добивался приема. Заранее бумагу готовил. «Диктуй, — говорит, — какую резолюцию написать.» Я продиктую. Он все слово в слово запишет, распишется, отдаст»[440]
. Характерно, что брежневское благоволение сочеталось с пренебрежением — в 1978 г. поезд Брежнева, проезжавший через Свердловск, даже не остановился. Это, видимо, сильно задело Ельцина — он даже отказался делать музей Брежнева в районе, где Генсек когда–то работал землеустроителем[441]. Однако этой «строптивости» не придали большого значения. Тем более, что когда «музейный вопрос» был связан с более серьезными политическими проблемами, Ельцин подчинялся приказам ЦК беспрекословно — именно в правление Бориса Николаевича в Свердловске был уничтожен Ипатьевский дом — место расстрела царской семьи.Готовность Ельцина сочетать собственную инициативу с лояльностью и невмешательством в кремлевские политические игры обеспечивало свердловскому руководителю благополучные условия работы. Доверие Генсека помогало постепенно повышать жизненный уровень свердловчан. Однако успехи социальной политики Ельцина 1976–1985 гг. не следует переоценивать — удалось лишь ликвидировать отставание области в этой сфере, но не более[442]
.Как и почти во всех «провинциальных» областях, достаточно острой оставалась продовольственная проблема. Одним из механизмов обеспечения относительного равенства в распределении продуктов стали карточки. Впоследствии введение карточек в области было использовано политическими противниками Ельцина. На XIX партконференции Е. Лигачев говорил, обращаясь к нему: «Ты, Борис, работал девять лет секретарем обкома партии и прочно посадил область на карточки. Вот что значит политическая фраза и реальность.»[443]
.Комментируя этот упрек Лигачева, А. Горюн пишет: «Действительно, Свердловская область оказалась в числе первых, где были введены талоны на продукты питания. (Теперь они, правда, существуют практически повсеместно, в том числе и в Москве) (написано в 1990 г. — А.Ш.). В начале 1981 г. каждый свердловчанин получил право приобретать по 400 граммов сливочного масла, 800 граммов вареной колбасы ежемесячно, дважды в год — по 1 килограмму говядины или свинины. Кроме того, родители, имевшие грудных детей, ежедневно могли покупать по одному литру молока… Это трудно понять тем, кто не пережил подобного! Но не стоит спешить с выводами. Ведь прежде, до Б.Н. Ельцина, ситуация была еще хуже.
Старожилы помнят, как в начале 70–х годов в Свердловске организовывались «однодневные экскурсии» (их так стыдливо называли) в соседние областные центры. Они пользовались неизменной популярностью среди населения, поскольку для многих представляли практически единственную возможность приобретения мяса птицы, куринных яиц, других продуктов… А спустя десятилетие все это в избытке производилось в области. Свердловская птицефабрика стала лучшей среди аналогичных предприятий страны»[444]
. Обратим внимание, что это свидетельство свердловского жителя опровергает расхожую версию о полном отсутствии, скажем, мяса птицы на прилавках провинциальных городов. Ведь свердловские «однодневные экскурсии» проводились не в Москву, а к соседям по Уралу. К концу правления Ельцина продовольственное снабжение в области улучшилось, были отменены карточки на молоко, в свободной продаже стала иногда появляться колбаса, потребление продуктов питания в свердловской области превысило среднесоюзные показатели[445].Руководители обкомов, боявшиеся ввести таллоны и признать таким образом нехватку продуктов, обрекали жителей на битвы в очередях, где победитель получал кусок заветного продукта.
Жители оценили новации нового руководителя. Популярность первого секретаря обкома возросла. Тем более, что он не забывал объяснять свои действия в телевизионных выступлениях и на встречах с трудящимися. Однако социальные программы Ельцина противоречили установкам промышленного лобби, так как ложились дополнительной нагрузкой на бюджет. Система не могла выдержать и ВПК, и колхозно–совхозную систему, и высокие темпы жилищного строительства. Жилье создавалось за счет новых промышленных предприятий, и потому это строительство способствовало усилению кризиса системы, которая могла существовать только вводя новые и новые производства, поскольку не была приспособлена к эффективной реконструкции старых.