Золотая Ослица

Врачи тоже не понимают, зачем орут бабы. Врачей как профессионалов это раздражает. Поэтому они с удовольствием крутятся вокруг нее, которая либо молчит, либо посматривает по сторонам.

К ней подходит высокая властная красивая брюнетка и весело спрашивает, как дела. Оказывается - главврач. Дела вполне хороши.

Да, говорит красивая брюнетка, заглянув внутрь. Поехали в родовой зал.

В зале - конвейер. На дворе демографический взрыв, все рожают и рожают. По случаю взрыва акушерки не занимаются обычными глупостями вроде "снимите все украшения и очки", а просто работают и работают не покладая рук.

К новоприбывшей подходят сразу три труженицы родового фронта. Первая снимает с нее очки, протирает и надевает обратно. Чтоб лучше видела. Вторая произносит призывную речь с указаниями, что надо делать в последний момент. А третья, собственно приемщица, готовится к приему головы младенца. И вдруг истошно кричит на весь зал: "Батюшки, да тут еще и девственность!!! Ножницы!!!" В один миг - щелк! - решает одну из основных проблем человечества и с чувством выполненного долга принимает младенца целиком.

Вторая подхватывает ребенка и на секунду подносит к очкам матери, раздвинув крошечные ножки - чтоб мать сама взглянула на крошечную письку и убедилась в рождении не кого-нибудь, а именно девочки. "Надо же, - говорит мамаша, - дочь"

Высокая красавица-главврач поправляет ее: "Это пока лишь девочка. Дочь еще надо воспитать".

Пока акушерки колдуют с пуповиной, мытьем и взвешиванием, женщина размышляет над словами доктора. Надо воспитать? Наверное надо, что ж поделаешь. Только не так, как воспитывали меня.

Она пытается приподнять голову и взглянуть на те самые исторические ножницы, которыми акушерка десять минут назад лишила ее девственности. Но исторические ножницы уже унесли. Навсегда. И на них нет никаких мемориальных надписей.

Ей двадцать семь лет. Она полна надежд.

- ...Да-да, - кивает Ли, - это на любителя. Женщинам такое не интересно, они любят другую версию: как трудно и больно рожать, а мужчины этого, дескать, знать не желают, поэтому материнство - свято. Они оговаривают себе эту святость априори. Мужчины пытаются противопоставить этому трудности мужского бытия, но им это, как правило, слабо удается. Потому как женщины в данной святости более солидарны, чем мужчины в мужских трудностях.

- Что ж - не свято материнство? - грозно

вопросил попутчик.

- Нет. Святы - святые. А это просто работа.

- Вас разорвали бы на части, услышь святые мамаши эти слова, - уверенно сказал попутчик.

- Сколько угодно. Я знаю что говорю. У меня, кстати, дочь. Вполне нормальный человек.

- А откуда вы ее взяли - помните?

- Не я ее, а она меня взяла. Все дети выбирают

себе родителей сами. Слушайте.

Как померла первая любовь.

Ретро.

Свет очей моих. Подруга, подруга. Надежная, умная. Своя. Родная. Родней сестры, если б у меня была сестра. Сколько ночей проговорили, сколько иллюзий, сколько у нас ясного света впереди, какое чудо, моя подруга, подруга. Все общее, ничего не жаль. С тобой не страшно. Какая ты хорошая.

Июнь. Мы закончили школу. На выпускной бал мне построили алое платье, шитое искристым жемчугом. От мельчайшей бисеринки вверху он спускается к подолу, с каждым шагом укрупняются его капли. Прическа - волосы наверх и оплетены жемчужной нитью. Я просто прекрасна. Я даже пробую пудру. И чуть-чуть помады. И совсем слегка - тушь на ресницы. Я никогда не была так красива.

Мой отец сегодня второй раз в моей жизни пришел в мою школу. Первый раз это было первого сентября в первом классе. Начало и конец: этимологически в русском языке это однокоренные слова. Он такой, мой отец, однокоренной, мой любимый отец. Он хороший.

Мы с ним идем на выпускной вечер. Я горжусь им. Он довольно поглядывает на меня. Все прекрасно. Он не знает, что впереди у меня испытание на последнюю прочность: сегодня заканчивается моя возможность видеть Н ежедневно. Я не смогла увлечь любимого своей любовью. У нас больше не будет времени проверить мои умения. Боже, какой поцелуй не состоялся! - сокрушаюсь и сокрушаюсь я.

Сейчас нам раздадут документы, Н получит золотую медаль, поскольку дюже умный, выносливый и терпеливый. И не умеет проигрывать.

Напоследок я люблю его с ураганной, можно сказать, силой. Выглядит это примерно так: мы сидим за праздничным столом, установленным в спортивном зале школы. Н - рядом со мной, по левую руку. Это судьба так шутит. Он вежливо угощает меня черешней из алюминиевой миски. Подливает шампанского. Мое левое плечо немеет от желания прильнуть к его правому. Получаются странные поминки: покойник сначала присутствует на своих поминках вживе, пьет за упокой своей души, честно умирает, его хоронят и продолжают поминки. Какой садист посадил нас за стол рядом?