Золотая паутина

— Да, я уже Виктору рассказывала, — Зоя посмотрела на мужа, который сел на диван, у нее в ногах. — Когда Витя ушел, я обратила внимание на одного молодого человека. Он как-то спешил… нервничал, что ли? Вошел в соседнее купе, побыл недолго, может с полминуты всего, и вышел. Я еще подумала: что это он так торопится? До отправления поезда еще было время.

— А что у него были за вещи?

— Н-не знаю, не запомнила. Но что-то очень легкое — портфель, «дипломат», может сумка какая. Он быстро прошел мимо меня, а вещи были у него сзади, он их вот так держал, — и Зоя показала, как именно.

— А в чем был одет? Как выглядел?

— Кепка на голове, это точно. Такая, знаете, блатная: маленькая, с коротким козыречком. Впрочем, такие сейчас многие носят. Парень молодой, моложе нашего Сергея года на три-четыре. Лет восемнадцать, не больше. Одет во все темное — рубашка, брюки. И кроссовки какие-то синие, может это и кеды были, я, честно говоря, не приглядывалась. Но главное, чем он обратил на себя внимание, — спешил… Больше я ничего не помню, Иван Александрович. Знала бы… Но, может быть, этот парень никакого отношения к взрыву и не имеет, а?

— Может, и не имеет, — согласился генерал. — Мы с Виктором Ивановичем это проверим. Но подозрения на этого молодого человека, которого вы, Зоя Николаевна, видели, имеются: в одном из мусорных! баков на вокзале найдена как раз такая кепочка, о которой вы нам рассказали.

— Да?! — Зоя приподнялась на локтях. — Я бы, наверное, могла и парня узнать. Если вы, конечно, найдете его.

— Найдем, обязательно найдем!

Иван Александрович поднялся, попрощался с Русановой за руку, улыбнулся ей ободряюще.

— Поправляйтесь. Зоя Николаевна. Все будет хорошо.

— Спасибо.

— Ну, нам с Виктором Ивановичем пора — дела.

— Поняла, поняла. Ничего, скоро Сережа придет, он звонил. Витя, ты там дверь хорошенько закрой, я не буду вставать.

— Обязательно, не волнуйся,

Иван Александрович и Русанов спустились в лифте вниз, сели в поджидавшую их «Волгу», поехали в управление.

— На парня обратила внимание и проводница, Иван Александрович, стал рассказывать Русанов. — Я беседовал с ней. Проводница то же самое показала: кепочка, надвинутая на глаза, портфель в руках, торопливость.

— Да, да, — говорил генерал, слушая Русанова. — На вокзалах, у поездов, все обычно спешат, приметы поведения человека к особым не отнесешь. И все же, Версия о мести судье Букановой вполне жизненная: от преступников можно ждать чего угодно. Поднимите в суде Промышленного района все дела за последние годы, проверьте тех, кто, скажем, в этом году вернулся из мест заключения. Поговорите с работниками суда, может, они что-то дельное нам подскажут. А о уголовным розыском…

— Я уже говорил с Соколовым, Иван Александрович. Они свою версию отрабатывают.

— Хорошо, — генерал не смог подавить вздоха, сидел грустный, рассеянно смотрел перед собой. — Вот ведь жизнь какой стороной к нам повернулась, Виктор Иванович. Собственным женам безопасность обеспечить не можем.

Доехали они быстро.

Уже у входа в управление, открывая тяжелую, массивную дверь, генерал сказал Русанову:

— Возьмите в свою группу еще несколько работников. Разбрасываться не годится. Коняхин с Кубасовым пусть по-прежнему занимаются «золотым делом», а взрывом — Попов и Гладышев. Преступников или преступника нужно найти как можно быстрее. А, скажем, версия о мести жене военнослужащего? Как, вы говорили, ее фамилия?

— Тафеева.

— Почему не мог отомстить офицеру Тафееву бывший его подчиненный?

— Мог, — согласился Русанов.

— Значит, и эту версию нужно проверить. Съездить в часть к Тафееву, поговорить с ним и сослуживцами… Ну, и уточнить данные других пассажиров, ехавших в том злополучном купе.

— Это мы сделаем, Иван Александрович.

Они вошли в вестибюль здания — просторный, ярко освещенный, — ответили на приветствие дежурного прапорщика, пошли к лифту. Генерал продолжал развивать свою мысль:

— Но самое гнусное в этой истории то, что человек, которые подложил взрывчатку… впрочем, какой это человек? Зверь!… Так вот, этот тип может ведь повторить акт вандализма. Ваша версия о мести конечно же убедительна, но он мог и просто так сунуть заряд взрывчатки под сиденье в купе. Потешиться, так сказать. Свести счеты с человечеством вообще, с обществом.

— Все может быть, Иван Александрович. Я об этом думаю теперь день и ночь.

— Ну, ночью все же надо спать, — скупо улыбнулся генерал. Они поднялись уже на третий этаж, стояли у двери приемной. — А иначе, какой из вас будет работник?

* * *

Оперуполномоченные Попов и Гладышев за короткое время установили прижизненные связи погибших (в больнице от ран умерла еще одна женщина), беседовали с ранеными и железнодорожниками, но это мало что дало. Военнослужащий Тафеев, к которому ехала жена, оказался майором, служил в штабе части, категорически отрицал даже саму мысль о мести. Он был подавлен случившимся, плакал, не стесняясь своих слез, говорил, глядя на стоявший на столе портрет миловидной женщины, что жили они с Любой душа в душу, вырастили сына, который пошел по его стопам и учится сейчас в военном училище…