Итог: я (пусть не сам, с помощью прибора, полученного случайно от другого человека) устроил дебош. Знатный, мощный, агрессивный, какой и планировал, с тяжелыми последствиями. При этом подал в город сигнал, круче которого быть не может, параллельно скинув информацию четырем сотням человек. И все равно с мертвой точки ничего не сдвинулось. Кампоса и дружков увезли в больницу, кто более-менее ходячий — отпустили по домам, не предъявив никаких обвинений, а против меня завели сразу два дела — хулиганство и электронный терроризм. Даже камеры, камеры системы охраны школы, были всем до фонаря. Золотая пластинка в карман дэбэшника — и проблемы решены.
Расшаркавшись с комиссаром, директор подошел ко мне и, кивнув «Пошли», вошел в приемную:
— Сиди здесь.
Я сел.
Кресло было кожаным, причем из натуральной кожи, не заменитель, не промокнет. Жаль. Хоть в мелочи, а хотелось напакостить напоследок. Передо мной сидела крашеная кукла, секретарша Витковского. Я развалился, закинул ногу за ногу и принялся внимательно ее рассматривать, оценивая сиськи и остальные внешние данные. Да, с такой бы и я повалялся! Теоретически. Практически бы побрезговал. Ненавижу высокомерных шлюх!
Она меня боялась, и сильно. Руки ее дрожали, постоянно что-нибудь роняла, а глаз без конца дергался, косясь в мою сторону — не буду ли ее убивать прямо здесь? Я состроил кровожадную гримасу — такая реакция на свою персону начинала нравиться. «Шимановский, Великий и Ужасный!» Она занервничала еще больше.
Встала, вошла к Витковскому, прикрыла дверь. Вдруг раздался гневный рык, слышимый даже сквозь закрытую дверь. Клево!
Секретарша выскочила, семеня мелкими шагами, смотря в пол. Следом появился директор, красный как рак, рявкнул:
— Заходи!
Я поднялся и вошел, развалившись в кресле перед его столом. Он сел, уставился на меня. Помолчали.
— Шимановский, я тебя предупреждал? — начал он старую песню.
Я не реагировал. Пусть говорит что хочет, итог все равно известен.
— Я предупреждал тебя, никаких фокусов! И что в итоге?
— В итоге на меня напали, и я был вынужден защищаться.
— Да? — Он сделал очень удивленное лицо. — А у меня другие сведения! Ты с двумя подельниками подло напал на сокурсников, избил их, да так, что трое находятся в больнице в тяжелом состоянии!
Я безразлично пожал плечами. Что-то сдерживало его, какая-то боязнь — видно, не был уверен в дэбэшной крыше. Потому сидел и разговаривал со мной, вместо того чтобы молча дать пинка под зад. Накручивал себя, решался.
— То, что вы нарушили закон, я молчу — пусть разбираются гвардия и суд, у меня нет полномочий лезть в их дела. Но то, что это произошло в моей школе, на подотчетной мне территории… — Он назидательно покачал головой. — Здесь я имею власть и все полномочия. Ты отчислен!
Почему я даже не вздрогнул от этих слов?
— Вы не можете отчислить меня без решения дисциплинарной комиссии, — решил все же пободаться я. Да, это бесполезно, но апатия еще не полностью овладела мной.
— Могу, почему нет? — удивился он.
— Потому что у вас нет доказательств. Я же могу предоставить массу свидетельств обратного. Того, что сам являлся объектом агрессии, на меня напали.
— Разве? — Он картинно развел руками. — Ты, наверное, имеешь в виду съемку, которая велась с твоего… с той штуковины, что была у тебя на голове?
Я кивнул. Что эта крыса придумала?
— А согласно уставу, данные с посторонних источников не могут являться основанием для исключения. Кроме проверенных специальными службами, подлинность которых установлена экспертами. А теперь подумай, Шимановский, ДБ станет ввязываться в вопрос твоего исключения? Оно им надо?
Ах ты ж, скотина такая!
— Гвардия…
— Гвардия это дело не ведет. — Витковский ехидно оскалился. — Ну, кому и что ты доказал? Слушать старших надо, Шимановский, а не выпендриваться! А теперь смотри.
Он развернул на боковой стене панель визора, во всю стену, и, что-то понажимав, вывел туда данные камер внутреннего слежения. Их было шесть штук, с разных ракурсов.
— Смотри-смотри!
Я смотрел во все глаза. Наблюдать за картиной боя со стороны, видя все допущенные ошибки… Здорово! Бой, оказывается, длился недолго, хотя казалось, шел целую вечность.
— Ай-ай-ай, какой агрессивный мальчик! А говоришь, жертва нападения! — В этот момент я добивал предпоследнего противника и брался за Толстого. — Опять же откуда у тебя граната — пусть разбирается безопасность, но пронос ее на территорию… А также шокер и кастет… Ты сам прекрасно понимаешь, Шимановский!
Я понимал. Это вещдоки, которые безопасники также изъяли и увезли. Но их-то в случае чего они предоставят как миленькие!
— А теперь последний штрих.
На экране все шесть каналов свернулись в дорожки, директор поднял их выше и выделил рамкой.
— Единственным основанием доказательства твоей правоты является эта съемка, так? На нее ты рассчитывал, выходя в вестибюль? И тогда, в столовой, и когда бил сеньора Рубини?.. Эх, юноша, юноша, как можно быть таким наивным!
На голограмме высветилась табличка: «Удалить?»
Подтверждение.
«Файлы удалены».
— Все, Шимановский, свободен. Завтра зайдешь за документами.