Золотая планета

— Можно, — неожиданно кивнул тренер и усмехнулся. Подлым таким смешком. — Если покажешь достаточно хороший уровень, я напишу тебе рекомендацию. Чтобы тебя изначально взяли в спецвойска. Чтобы не пылиться два года в обычной казарме. Тебе до этого уровня осталось не так много, чуть нажми на занятия и… Я помогу!

Все ясно. Надежды нет. И перспектив в этом направлении искать не стоит. Если уж отказал тренер, относящийся ко мне более чем хорошо, другие просто меня пошлют.

— Спасибо, сеньор тренер. Я пойду?

— Да, иди, Шимановский! — Тренер вздохнул с видимым облегчением.

Я его прекрасно понимал.

Когда я уже стоял в дверях, меня настиг его окрик:

— Шимановский!

Я обернулся. Лицо тренера было извиняющимся, каким-то неуловимо виноватым.

— Этому правда учат только в элитных частях.

— Да, я понял. Извините, что побеспокоил.

— Не за что. Всегда рад помочь, если могу. Тебе же только посоветую больше заниматься. Вот в этом можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо, сеньор тренер! — Я грустно усмехнулся. — В моем случае тренировки не помогут.

И в подавленном настроении поплелся в душевую.

Летучка мне не понравилась.

Начать с того, что народу там было много, несколько сот человек, при этом «идейных», вроде нас, — единицы. Основная масса — тупые «кивалы» — зашибающие деньгу студенты столичных вузов. А что, время свободное есть, глотка, чтоб поорать, в наличии, желание кулаками помахать — тоже. Дай таким «героям» выпивку и пару десятков империалов на рыло, они тебе не то что летучку, революцию организуют!

«Кивалы», как и следовало ждать, оккупировали все козырные места, откуда хорошо видно, и, не стесняясь, орали, не давая послушать, что там с импровизированной трибуны говорят. Пиво при этом лилось рекой — даже нам с Хуаном Карлосом перепало, на халяву, как «своим». Хотя сомневаюсь, чтобы эти ребята за него платили из собственного кармана.

На мои длительные и настойчивые расспросы, что же за законопроект такой приняли, никто из поддавших студентов ответить не смог. А когда я прицепился с этим в десятый, наверное, раз, мне, «проклятому либералу», грубо посоветовали идти подальше.

Я и пошел. Подальше. От разгоряченной, доведенной до кондиции толпы. Схватил за локоть Хуана Карлоса и потащил поближе к трибуне. Не для того я угробил субботнее утро, чтобы так просто отступить! Уж что происходит-то, обязан выяснить?

Хуану Карлосу было откровенно стыдно. Шел за мной молча, не сопротивлялся, чувствуя неловкость. Он рьяно болел за дело республиканской партии, и такое свинство…

Я его понимал. Действительно, такие придурки редко участвуют в акциях. Это показушники, их привлекают, когда надо попиариться перед прессой. На моей памяти подобное происходило в первый раз. Кстати, вон и пресса собственной персоной. Стоят в сторонке, через улицу, журналюжьи рожи, все как на подбор наглые, хитрые…

Итак, эта летучка запланирована специально для них, прикормленных журналюг, чтобы поведали стране, какой наш сенат плохой, принимает нехорошие законы и как возмущается праведным гневом «народ». Тут уж неловко стало мне.

— Хуанито, пойдем отсюда! — потянул меня в сторону товарищ по несчастью, проорав прямо на ухо, пытаясь перекричать подвыпившую ватагу «республиканцев».

— Пока не выясню, что там за хрень и по какому поводу праздник собрали, никуда не пойду! — жестко отрезал я. И попер, орудуя локтями. Друг вздохнул и двинулся следом.

Возле самой трибуны оказалось потише — тут стояли «идейные». Можно было расслышать слова, что орал в громкоговоритель старый дядька с лицом профессионального мошенника. Точнее, политика. Впрочем, это одно и то же. Рядом с ним полустояло-полулежало нечто, напоминающее…

— Ого! Реально, гроб! — офонарел Хуан Карлос. Я тоже удивленно присвистнул.

Трибуной служил серый старенький бронированный «фуэго» планетарного класса с плоской крышей, на которую был водружен настоящий гроб, положенный одним концом на возвышение, чтобы толпе было видно выведенное золотыми буквами огромное слово «ДЕМОКРАТИЯ». Рядом, с другой стороны от оратора, стоял лысый тип в черном балахоне и что-то заунывно напевал медленным речитативом. Нечто, наподобие молитвы за упокой, только не культовой, а переделанной под «нужды партии». Большая часть людей, стоящих перед трибуной, тоже была в балахонах и подпевала ему таким же заунывным и нудным речитативом. В руках держали горящие парафиновые свечи.

М-да, ничего себе шоу отгрохали!

Некоторых, стоящих перед трибуной, я знал — встречались по прошлым акциям протеста. «Идейные». Их было не так много, как «кивал», несколько десятков, но большая часть камер была направлена именно на них; студенты же служили массовкой, фоном, который будет почти не заметен после монтажа сюжета.