Золотая пряжа

Казаки лучшие наездники, чем гоилы, но храбрость делает их легкомысленными. Доннерсмарк достаточно долго был солдатом, чтобы это понимать. Сдаться на поле брани, чтобы потом подкарауливать врага в темных чащах и окутанных туманом карпатских ущельях, – не их стиль. Но смерти они боятся. Даже если это не мешает им очертя голову бросаться в бой.

Великий князь не пожелал разговаривать с Доннерсмарком и, дернув поводья, осадил коня в нескольких шагах от Феи.

– Мы здесь, чтобы проводить вас в замок моего отца.

Он обратился к ней на языке гоилов! Каменному народу всегда легче удавалось наладить контакты с Востоком, нежели с Западом. Когда-то Кмен рассказывал Фее о загадочных землях за владениями варяжского царя, подземных городах из янтаря и малахита, обезлюдевших во время эпидемий. Он хотел показать ей все это.

– Мы здесь, чтобы проводить вас в замок моего отца, – повторил великий князь.

Что же такого произошло с Феей, если сынок захолустного князя осмеливается так с ней разговаривать? Но его взгляд оскорблял ее еще больше, чем слова. Он смотрел на нее как на одну из наложниц, ублажавших его отца. «Вот она, Темная Фея, – говорили его глаза. – Она все отдала своему любовнику, а он ее бросил. И теперь она ищет ему замену».

Именно так все они и думают. Но она сама себя унизила. Она оказалась недостойна собственной силы, которую поставила на службу прихоти смертного. И вот теперь за это расплачивается.

– Какое великодушное предложение!

Они ответила князю на языке его страны.

Молодой дурень заулыбался, польщенный. Он не расслышал ни насмешки, ни гнева в ее голосе. Старый воин оказался менее легковерным. Он подъехал к своему господину, хотя и понимал, что не сможет его защитить. Фея видела молодого дурня насквозь. Все его честолюбивые планы легко читались на гладком лбу: «Собственно, почему я должен довольствоваться украинским троном? С ней я стану таким же могущественным, как Кмен. Или даже нет, еще могущественней. Потому что не настолько глуп, чтобы ее потерять».

Она оглянулась. Зеленые поля, золотые нивы – очарование этой земли велико, но не настолько, чтобы разорвать узы, связывающие Фею с Кменом. Есть только одна страна, которой это под силу, но до нее еще далеко.

– Убирайся, покуда цел, – ответила Фея молодому дурню.

И тут же пожалела о своих словах. Вся эта суета ей не к лицу. Это удел смертных – жалких тщеславных мух, рядящихся в шелка и бархат.

Как же она устала…

Князь Емельян схватился за саблю. Он, конечно, боится, что об этом разговоре прознают волчьи князья и варяжский царь. Как будто иметь дело с ними опаснее, чем с ней. Но он видит перед собой всего лишь женщину в сопровождении двух мужчин, один из которых бледен как смерть и к тому же безоружен.

– Ты поедешь с нами или повернешь обратно.

Разин дрожащей рукой потянул из ножен саблю. Остальные казаки последовали его примеру. В воздухе потемнело, словно на землю возвращалась ночь.

Фея знала, что не эти злосчастные всадники подняли в ней надвигающуюся волну гнева. Вся боль последних месяцев, все ее одиночество сгустились тучами над зеленой равниной.

Дождевые капли на лету превращались в острые кусочки алмазов. Они кололи, рубили, сдирали с лиц кожу и исчезали в траве в лужах крови.

Лошадей она пощадила, как и старого воина, и слепца. Пусть поет о том, что бывает с теми, кто осмеливается ей приказывать. Фея махнула рукой – и пенящиеся потоки смыли в реку то, что осталось от отряда великого князя.

Доннерсмарк наблюдал, как окрашивались кровью воды Глубокой. Небо прояснилось, словно вместе с трупами река унесла ее гнев.

Что же такое произошло с Феей?

– Они будут преследовать нас, – сказал Доннерсмарк.

– Держу пари, ты видел бойни похлеще, – отозвалась она.

– Да, но мы, смертные, легче прощаем друг другу.

Хитира стоял в воде, глядя вслед удаляющимся по течению телам.

Они умирают. Стареют и умирают, как странно…

Темная Фея однажды обещала Кмену не отдавать его во власть смерти. Интересно, он до сих пор на это рассчитывает? Во всяком случае, смерти он никогда не боялся. Или только делал вид.

Хитира нарвал в воде каких-то черных цветов и ждал Фею на берегу.

– Я дал тебе неправильное имя, Деви, – сказал он, бросая букет ей под ноги.

– Какое же правильное?

– Кали[7].

В его богах Фея смыслила так же мало, как и в гоильских. Однако новое имя понравилось ей больше.

Она опустила глаза. Цветы смерти. Неужели это все, что она посеяла на этой земле?

Фея провела ладонью по волосам – и мотыльки вспорхнули, окружив ее темным облаком. Отныне она станет невидимой – для людей, сестер, гоилов, – иначе гнев ее задушит. Фея шептала слова, которые мотылькам предстояло разнести по свету. Их будут повторять на рыночных площадях и дорогах торговки и солдаты, бродяги и извозчики.

Пусть все знают, что отныне Темная Фея – гроза Запада и надежда Востока.

Как в старые времена

Тело словно плавилось, но дышать было тяжело, будто Джекоб заново учился это делать. Где-то рядом горел огонь, разгоняя серебро по жилам. Если бы еще не было так горячо…