Золотая пучина

— Все зафиксировать свидетельскими показаниями. А то, что во владение введена новая хозяйка — это нашему козырю в масть?

— Конечно, Аркадий Илларионович!

— Как Устин?

— После потери Богомдарованного устремился на Аркадьевский отвод. Нашёл себе инженера. Проходит шахту. Строит большую котельную и здание под золотомойную машину.

— Это, пожалуй, для нас преждевременно. А впрочем, какая разница: месяцем раньше, месяцем позже. Но Сысою надо всыпать горячих. Сегодня воскресенье?

— Воскресенье. В дворянском собрании благотворительный бал в пользу раненых воинов.

— Спасибо. Извозчик, стой. Что, не знаешь моего дома? Отвезешь господина Белькова домой и подкатывай обратно. Ты мне будешь сегодня нужен.

…Старый Липатыч — швейцар в дворянском собрании — ещё издали увидел Ваницкого и широко распахнул двери.

— С приездом вас, Аркадий Илларионыч. Как съездили?

— Спасибо, Липатыч. — Бросил ему на руки шубу, шапку. — Как жизнь, старина? Как мой крестник живёт?

— Спасибочки, Аркадий Илларионыч. Как устроили его в ремесленное, вроде бы выправляться стал. Чичас совсем, как есть, чеботарь.

— М-м. У него ведь на днях день рождения?

— На той неделе был именинничком, Аркадий Илларионыч.

Ваницкий достал серебряный рубль, сунул Липатычу.

— Крестнику. На зубок. — И стал подниматься по широкой мраморной лестнице в зал.

— Премного-с вам благодарны, батюшка Аркадий Илларионыч, — кланялся вслед старый Липатыч и шипкинские медали звенели на широкой груди его при каждом поклоне. — Святой души человек Аркадий-то Илларионыч, — рассказывал Липатыч гардеробщику. — Другой заведет каку ни есть лавчонку и нос задерет, не достать. А этот куда как прост. Годков десять назад вот так же приехали они в наше сабрание и спрашивают: «Как живется, Липатыч?» Я отвечаю: «Хорошо, мол, живется. Внучок у меня народился»— «Да ну, говорит. А крестный отец-то есть?» Я, значит, и опешил. Сразу-то не знаю, чего отвечать. А они хлопнули меня по плечу и говорят: «Может, меня возьмешь в крестные отцы?» И што же ты думаешь, не погнушался. Крестил.

Эту историю и гардеробщики, и дремавшие на стульях лакеи слышали много раз. Много раз видели, как, закончив рассказ, Липатыч смахивал кулаком старческую слезу, но слушали его уважительно и соглашались:

— Прост. Это верно.

— В простоте-то и сила его, — добавил Липатыч. — Простого человека и бог привечает. Вот я, к примеру, приставлен к дверям и будто ничего окромя их не вижу. Ай нет. Все баре проходят через двери и промежду себя говорят. Слышу я: многие сердце имеют на Аркадия Илларионыча и зла ему всяческого желают. А я так скажу. Святой души человек. Если б все такие были на свете, и помирать бы не надо.

— Што верно, то верно, — согласился и гардеробщик. — Другой пятачок сунет, а то и рукой махнет «мелочи нет», а Аркадий Илларионыч никогда чтоб меньше двугривенного.

…Ваницкий поднялся в зал. Духовой оркестр играл вальс «На сопках Маньчжурии». С хоров, из лож сыпалось конфетти. С хрустальных люстр свисали ленты серпантина.

Сразу же от двери Ваницкий приметил незнакомую девушку, сидевшую в углу рядом с пожилой женщиной, видимо, матерью, подошёл к ним, поклонился.

— Разрешите пригласить вас на вальс.

— Смотрите, смотрите, Ваницкий приехал, — шептали вокруг.

— С кем он танцует?

Мамаша была очень довольна — у её дочери, впервые выехавшей на бал, сразу такой кавалер. Ваницкий тоже был рад: вальсируя, он имел возможность спокойно осмотреть публику, избежать нежелательных встреч и выяснить, где находятся нужные люди. Он приметил, как погрозила ему пальчиком губернаторша, как губернатор, увидев его, приветливо улыбнулся и шепнул что-то чиновнику для особых поручений.

«Всё как следует быть», — довольно отметил Ваницкий, и, сдав партнёршу мамаше, поспешил через зал.

Губернаторша его встретила притворно сердито.

— Неисправимый повеса. Не успел приехать, не представился друзьям, и уже строит куры молоденьким девушкам. Кстати, Ваницкий, как вы попали на бал без билета?

— Ваше превосходительство знает, — Ваницкий глубоко поклонился, — швейцар собрания мой кум.

— Боже мой, у него везде кумовья. Но билет… — она захлопала в ладоши, — билет господину Ваницкому.

Застенчивая девушка в форме сестры милосердия с красным крестом на шёлковой косынке присела перед Аркадием Илларионовичем в глубоком реверансе. В её руках поднос. На подносе — билет.

— На раненых русских воинов, господин Ваницкий.

— Пожалуйста, — бросил на поднос сотенную бумажку. Повернулся к губернаторше. — Теперь я свободен?

— Наоборот. Теперь вы мой пленник. — Она взяла его под руку. — Вы были в Москве? Как я завидую вам. Книппер… Качалов… Вишневый сад… Это незабываемо. Правда? Кстати, что носят сейчас в столице?

— По преимуществу плакаты.

— Объясните.

— Кусок красной материи на двух палках, а на ней надпись «Долой». Не важно что, но непременно долой.

— Опять политика. Даже здесь, на балу… Я хотела спросить, что носят дамы?

— И дамы носят плакаты. Даю честное слово. И, кроме плакатов, кажется, ничего.

— Фи, Ваницкий, вы неприличны.