Уже настал день, когда отец и его индейские друзья сменили меня на моем посту. Мы вместе позавтракали, и, пока ели, мы с отцом сказали им о том, что просил Энди передать им, когда сам он покинет нас. Они были очень довольны, но Апаки сказала (и остальные ее поддержали), что было бы лучше, если бы Белая Голова был жив и сидел с нами за столом, чем получить весь добытый им желтый металл.
Потом, когда отец сказал, что мы должны вырыть могилу и похоронить тело, они стали возражать. Белая Голова был слишком хорошим человеком, сказали они, чтобы класть его в нору и накрывать тяжелой землей. Он заслуживает настоящих похорон, на дереве, где Солнце сможет видеть его, где его будет обдувать ветер, где его тень – пока она еще находится в теле – сможет выйти и отправиться в Песчаные Холмы или туда, куда уходят тени белых людей.
Отец сказал, что нет – этого не будет, мы долины похоронить его так, как хоронят людей его народа. Но я присоединился к нашим друзьям, и он сдался:
– В конце концов, какая разница покойнику, где будет лежать его тело? По-моему, никакой, – сказал он.
Так что Апаки взяла на себя заботу о теле, завернула его в несколько одеял, потом в бизонью шкуру, и перевязала сверток ремнями из сыромятной кожи. Я заметил, что она положила в этот сверток, под одеяла, нож старика, трубку, сверток табака и чашку; я видел, что она это сделала, и ничего не сказал. Потом она выбрала дерево – большое хлопковое дерево у подножия холма, и по ее указаниям мы с Черной Выдрой сделали платформу из жердей между двумя его ветвями, аккуратно привязав их; потом мы на повозке привезли его тело к дереву, вместе подняли его на платформу и тщательно привязали. Когда все было закончено, Апаки села в повозку вместе со мной и моим отцом, Черная Выдра и Одинокий Бизон сели на своих лошадей, и мы отправились по окружавшей холм тропе к хижине Энди. Я надеялся, что мне повезет, и я найду там кое-что, индейцы хотели забрать его вещи.
Я верю в то, что многие люди, всю жизнь проведшие в одиночестве, без друзей и товарищей, без любимой женщины, становятся подверженными разным странным маниям. Энди Нолан не стал исключением: его манией был страх перед ворами, которые снова украдут его золотой песок, и, после того, как он потерял содержимое одного из своих тайников, он стал строить всякие хитроумные планы, как спрятать свой добро, и должен был нарисовать карту, чтобы быть уверенным в том, что сам сможет найти это место. Утром того дня, когда мы помогали ему перевезти все его вещи в хижину, он спустился в лес и принес в фургон свои мешочки с золотым песком, все они были в седельных сумках; на одной из них Апаки заменила завязки. И, когда мы помогли ему обустроиться в его новом жилище, развели для него костер в очаге, сложенном из скреплённых глиной камней, и собрались уходить, он сказал нам:
– Первым делом сне надо спрятать свою желтую добычу.
Двумя днями позже, когда мы с отцом поднялись к нему, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, он сказал нам, особенно мне:
– Я спрятал золото в надежном месте. Закопал его в яме, которую сам выкопал, засыпал землей, разровнял и засыпал сухой хвоей, чтобы это место выглядело непотревоженным. И, как я всегда делал в Ольховом Ущелье, после того как меня ограбили, я нарисовал карту, как пройти туда от хижины. Это на тот случай, если я забуду туда дорогу, или для вас, если со мной что-то случится. Но, сами понимаете, подробная карта безопасности не даст – любой, кто ее найдет, сможет добраться до тайника и забрать все что в нем есть. Поэтому я сделал карту из двух частей; одна без другой бесполезны. Первую часть я отдам вам: она показывает путь от хижины до леса. Вот она, берите. Другая половина будет здесь, на полке, в банке из-под дрожжей, хранить ее буду я. Я помню путь отсюда до опушки леса, но дальше, до самого тайника, я могу его забыть.
Мы с отцом изучили рисунок: он был сделан на листке, который Энди вырвал из блокнота, и был достаточно простым. От хижины сто двадцать шагов на северо-запад до мертвой сосны на краю травянистого склона; потом на запад девяносто шагов в лес, до большой скалы, и оттуда, немного к западу от северного направления, сто тридцать шагов до корней упавшего хлопкового дерева. Не было сомнений в том, что и другая половина карты была столь же понятной, но казалось, что глупо устраивать тайник таким образом. Я хотел это сказать; сказать, что тайник, сделанный на склоне рядом с хижиной, будет столь же безопасен, но добраться до него будет проще. Но это было не мое золото, и я не стал об этом говорить. Я даже не попросил посмотреть другую половину карты – она хранилась в жестянке на полке до тех пор, пока она мне не понадобится.
Тем временем старик сказал нам:
– И когда я пойду с своему тайнику, будьте уверены в том, что я все предусмотрел. Я пройду немного вперед, остановлюсь и прислушаюсь, потом пойду дальше; а когда буду рядом с тайником, то буду долго стоять, чтобы быть уверенным в том, что никто за мной не идет и не следит.