Золотая решетка

Буссардели в день похорон не сделали ей на сей счет ни одного намека, равно как и на следующий день до самого обеда. Особняк погрузился в мирную тишину. После кончины дяди Теодора на авеню Ван-Дейка осталось лишь трое обитателей. Жанна-Симон, которую называли так, присоединяя имя мужа по давней традиции этой семьи, где преобладали особи женского пола, Жанна-Симон со своей дочкой и тремя детьми от первого Лрака Симона жила в маленьком особнячке на площади Мальзерб; нижний зал особнячка Жанна-Симон сдала конторе по мойке бутылок; так распорядился Симом в письме, присланном из лагеря военнопленных. Семья Валентина снимала на бульваре Курсель просторную квартиру, где все из того же страха перед реквизицией приютили служащих конторы Буссардель. Таким образом, на авеню Ван-Дейка осталось лишь трое стариков: Мари, самая молодая из троих, в шестьдесят лет выглядела на семьдесят, так она иссохла. Тетя Эмма, при всей своей суетливости и несмотря на бесконечные хлопоты, была не в состоянии вдохнуть жизнь в этот старый дом, где пребывала лишь физическая оболочка страдалицы-матери и где устало бродил ее муж, приходивший из конторы без сил, ибо единственный во всей семье он трудился по-настоящему. Хотя по всем комнатам расставили кровати акт скорее символический, нежели действенный, ибо при первой же проверке выяснилось бы, что все это фикция, - дом не казался от этого более обитаемым, напротив. Особняк Буссарделей превратился в заколдованный дворец, населенный призраками. Уже через сутки Агнесса почувствовала, как бесконечно медленно тянется здесь время.

Ей захотелось выбраться из этих стен. Захотелось также поглядеть на Париж, который она видела лишь ночной порой или мельком, возвращаясь с похорон. На другой день часов около трех она сказала, что уходит, и так как тетя Эмма заявила, что ей тоже нужно пойти по делам, Агнесса предложила ей встретиться где-нибудь к концу дня.

- Чудесная мысль, кисанька! Встретимся у меховщика. В половине шестого. Я хочу взять у него две мои шубы, которые я отдавала на хранение в летние месяцы. А ты возьмешь мамины шубы. Прислугу по таким делам мы посылать не можем. И без того им приходится с утра до ночи торчать в очереди у продовольственных магазинов.

- Значит, вы с мамой сшили себе шубы?

- Вернее, переделали из меховых манто.

Тетя Эмма пустилась в объяснения. Агнессе было сообщено, что дамы Буссардель не принадлежат к числу тех женщин, которые показываются в метро в норке или в каракуле, а тем паче в соболях: у Мари восхитительные соболя. Их теория внешней скромности в первую очередь распространилась на меха. Однако зимой люди просто погибали от холода в общественных местах, в магазинах, в гостях, у себя дома: Париж не отапливался. Изобретение тети Эммы, которая вообще славилась своей смекалкой, состояло в том, что меховые манто переделали в шубы на меху. Пока не кончатся плохие времена, дамы Буссардель будут носить меха только в качестве подкладки.

С первых же шагов по выходе из особняка Агнесса получила первую пощечину оккупации. Большой флаг со свастикой бился и громко хлопал на ветру в нескольких метрах от нее. На мгновенье она застыла, сжимая рукой металлический прут дворовой калитки, захлопнувшейся за ней, и ей казалось, что, пока ее пальцы не разжались, она все еще в родном доме, пощаженном оккупацией. Этот флаг, водруженный на крыше особняка напротив, до сих пор не попадался ей на глаза; возможно, накануне не было ветра и он, незамеченный ею, безжизненно свисал с древка. А сегодня он развевался в пронизанном солнцем воздухе. Он оскорблял своим грубым пурпуром и своей паукообразной свастикой этот фасад в стиле Возрождения, более строгий, нежели особняк Буссарделей, хотя оба здания были построены примерно в одну эпоху. Наглая эта эмблема, прорвавшаяся даже за ворота, которые защищали авеню Ван-Дейка от случайных вторжений города, царила над всей улицей, над кустами парка Монсо, над его лужайками, над его деревьями, над мощными кронами древних ветеранов, еще современников Филиппа-Эгалитэ, первого их владельца. Агнесса прекрасно знала, что флаг со свастикой водружен над всем Парижем, что им заклеймены куда более чтимые и безупречные архитектурные ансамбли, но особняк под номером шесть стоял напротив их дома, это он был предметом ее ребяческих мечтаний, когда в дождливые дни она глядела на него из окна детской; ей говорили, что это была иностранная резиденция, здесь и вправду жил какой-то восточный принц, и Агнесса-девочка завистливо и зачарованно старалась разглядеть через освещенные, вдруг распахнувшиеся в весеннюю ночь окна шумное празднество, оркестр, бесконечную вереницу диковинных гостей.

Взгляд Агнессы от флага скользнул к немецкому солдату, стоявшему на часах у реквизированного особняка, о чем ей еще вчера ночью сообщил Валентин. Часовой в каске и с автоматом на плече шагал взад и вперед вдоль кустов бирючины, росших за оградой дома номер шесть; он доходил до ворот, ведущих на детскую площадку парка Монсо, и иногда под ноги ему подкатывался резиновый мячик.