Золотая Ригма. Повесть и рассказы

На лесных полянах среди страусоперых папоротников цвели красные лилии, а над ними реяли черные с зеленым отливом крупные бабочки-хвостоносцы. Ночные сумерки не прекращали жизнь леса. На звериных тропах, словно по металлическому предмету, стучали козодои, а в вейниковых зарослях с перепугу «лаял» козел, будто заблудившаяся собака. С низким гудением пролетали гигантские жуки-дровосеки, таинственно мерцали светлячки.

В эту благодатную пору изобилия тепла и пищи все животные растили свое потомство, отчаянно борясь за существование и в то же время помогая друг другу. В лесу скрывались и жили тысячи различных животных. Они поедали и уничтожали растения, разносили и прятали в земле орехи и желуди, способствуя естественному возобновлению леса.

Грызуны были чрезмерно плодовиты. В короткий срок они могли бы достичь большой численности и уничтожить все растения, но природа сотворила хищников, сдерживающих нашествие грызунов.

Человек открыл великий закон равновесия природы и научился управлять им. Он создал заповедники — эти огромные лаборатории, где сама природа творила и разрушала в своей предвечной гармонии. В этой лаборатории животные не делились на вредных и полезных. Здесь даже волк, объявленный в других районах бичом оленеводства, выполнял роль санитара.

Летние муссоны сменялись холодными северо-западными ветрами. Зима ступала ледяной ногой в заповедный лес. Жизнь, казалось, замирала. Лишь снежный покров земли подолгу хранил интересные «записи» обитателей леса. Охотоведы бегло читали эти страницы лесной книги, постигая премудрости природы.

Шли годы. Постаревший Калугин перестал заниматься промыслом. Угас охотничий пыл. Ему и раньше было жаль убиваемых зверей, но чувство это быстро исчезало, не столь сильно тревожило его добрую душу. Теперь же при виде печальных глаз раненого оленя, покрывавшихся дымкой смерти, сердце охотника жгло болезненное раскаяние. Даже вид убитой медведицы, свирепо защищавшей свое взрослое потомство, не радовал, а скорее огорчал.

Только природа по-прежнему властно манила тигролова под зеленый полог вечно молодого и древнего леса, исцеляла расстроенное житейскими волнениями сердце, наполняя его светлой радостью.

На предложение дирекции заповедника поработать в экспедиции по учету тигров Калугин согласился с большим желанием. «Хоть напоследок похожу по тигриным местам, поучу молодых охотоведов. Надо же свой опыт передавать людям», — думал тигролов. Выезд предполагался в конце февраля. Снега в лесу лежали глубокие. Пришлось прихватить ивовые лыжи, подшитые камусом[3].

Калугин был тонким знатоком жизни леса. Показывая следы тигра своим ученикам, он объяснял, как можно определить их свежесть и направление в глубоком снегу, как отличить, кто прошел: самец или самка. Он учил различать звериные «почерки», чтобы при учете не путать различных тигров и не записывать дважды один и тот же след.

Собравшись у вечернего костра в ожидании ужина, с большим вниманием слушали будущие охотоведы рассказы Калугина о повадках тигров, о многократных встречах с благородным зверем, а ему было что вспомнить, о чем рассказать.

— Аверьян Матвеевич, по-вашему, животные не нападают на человека и в лесу даже тигра бояться не следует? — обратился к Калугину Алеша Емельянов, подкладывая валежник в костер.

— Этого я не утверждал. Есть животные, смело нападающие на человека. Они из живого охотника кровь высасывают, но ведь это только гнус да клещ. А вот, скажем, тигр и медведь альбо рысь и волк — человека не трогают, боятся они его смертельно и всегда дорогу уступают. Положись на мой опыт: более сорока лет с ружьем по тайге проходил, много звериных душ загубил, а ни одного зверя-людоеда в глаза не видывал. Нет таких зверей в наше время, чтобы людей не боялись! Читал я книги про зверье разное, да, видать, кто про них пишет, сам в лесу мало бывает. Вот поэтому и затвердили: тигр — кровожадный, медведь — неуклюжий, заяц — обязательно трус, а волк — чуть ли не людоед. А я вам, ребята, скажу: волк боится человека пуще зайца, а медведь ловок, что твой акробат в цирке. Видали, на какие лесины за желудями залезает! И нет жадности к копытному зверю у тигра.

— Вас послушать — все звери добрые, — не унимался Алеша, — а я читал в какой-то газете, что рысь на охотника прямо с дерева сиганула и чуть не загрызла. Еле ножом отбился. Тоже, скажете, неправда?

— Возможно, и напала. Только при чем тут дерево? Рысь с земли нападает, и то на зайцев. На деревья она редко лазает. Разве что собаки ее туда загнали. Раненая могла с дерева свалиться или на охотника прыгнуть. Я как-то в детстве бурундуков ловил, так один бурундучишка на меня с березы прыгнул, когда я его стряхивал, и за палец больно укусил. Каждый зверь свою жизнь защищает.

Поспевшая похлебка из рябчиков прервала затянувшиеся споры, и отряд принялся за ужин. После ужина Алеша снова насел на Калугина:

— Когда я поступал на охотоведческий факультет, отец сказал: «Это несерьезная наука». Аверьян Матвеевич, часто приходится слышать, что охота вроде баловства. Почему у людей сложилось такое мнение?