Золотая рота

Он даже не догадывался, как он прав. Все произошло так быстро, что «господа полицейские» не успели опомниться. Мараться не хотелось, но Андрей поборол брезгливость – схватил садиста скованными за спиной руками за причинное место и так сжал, что у того под штанами, похоже, все лопнуло, а «пострадавший» взвыл белугой! Полная потеря ориентации. Он согнулся пополам, а когда искореженная физиономия оказалась на уровне затылка арестанта, тот отвел голову и что есть мочи врезал затылком по переносице. Полицейский свалился как куль – и их осталось трое. Андрей отпрыгнул вместе с табуретом, каблуком подцепил столешницу и с силой оттолкнул от себя. Стол поразил офицера в грудину, тот вякнул по-бабьи, задохнулся – и все повалилось на пол в ужасном беспорядке: стол, табуретка, настольная лампа, сотрудник полиции, проводивший допрос… Двое метнулись к арестанту, возмущенно галдя, но его уже не было в этой точке – отъехал. Кувырок через спину – с мобилизацией всех мышц, с падением табуретки – он смог, мужик еще крепкий, ведь в сорок всё только начинается! Трудно зафиксироваться вертикально, если руки скованы за спиной. Он крутанулся на носке, проделав танцевальное фуэте, вмазал ногой в живот и только после этого отлетел к стене, чтобы она его поддержала. Грохот тела возвестил, что «выстрел» был не «холостой». Матерящееся тело метнулось к двери – он различил силуэт, упавшая лампа не разбилась, продолжала гореть; разрывая жилы, буквально на пределе, он бросился наперерез. Не уйдешь, дружище, учись отвечать за свои поступки… Повалился под ноги, тот споткнулся, треснулся о дверь, а сообразив, что уйти не удастся, решил вцепиться в арестанта, но тот куда-то откатился, а когда он встал на колени, шаря руками, разящий удар каблуком в переносицу опрокинул навзничь…

Арестант привстал на локтях, прислушался. За стенами было тихо – неплохая звукоизоляция в этом подвале. Сколько же почек тут отбито нормальным людям…

– Именем Российской Федерации, как говорится… – прошептал майор десанта и затрясся в беззвучном смехе. Самое время посмеяться. Он сделал все возможное, чтобы остаться пожизненным инвалидом за решеткой – надо же быть таким олухом…

Андрей встал, привалился к стене и, постанывая, проделал «комплекс упражнений», позволяющий перевести скованные руки из положения «за спиной» в положение «перед собой». Появилась пара степеней свободы. Он доковылял до лампы, поднял ее, осветил пространство. Поработал он на славу. Двое не шевелились, но когда-нибудь начнут. Майор десанта прекрасно знал, что такое убить, а что такое вывести из строя. Пораженный в живот обливался рвотой, пытался привстать, но руки не слушались. Офицер лежал под перевернутым столом – он мог подняться, но благоразумие торжествовало – нужны ему дополнительные увечья? Майор опустился перед офицером на колени, обхлопал брючные карманы, извлек ключи от наручников, освободился, размял затекшие запястья.

– Ты труп, сука… – прохрипел «полисмен» и исторг такую заковыристую руладу, что Куприн недоверчиво покачал головой – надо же, какой великий и могучий…

– Бесполезно, приятель, – пробормотал Андрей. – Я был везде, куда ты меня посылаешь. И заруби на носу – как бы ни ломала жизнь майора Куприна, он никогда не спивался. Выпивал – это бывало, в меру выпивать – дело святое, но никогда он не топил свои проблемы в водке. Так что используй в дальнейшем только проверенную информацию, договорились?

Тот снова начал материться, и Андрей не выдержал – злость взяла. Треснул офицера по челюсти – и тот заткнулся. Всмотрелся – нормальный такой технический нокаут. Принюхался – фу, приятель, да ты благоухаешь, как ночная ваза…

Пошатываясь, он выбрался в соседнее помещение – место отдыха «дежурной» смены истязателей. Стол, стулья, ржавый «умывальников начальник», оснащенный зеркалом и вафельными полотенцами. Андрей сполоснул лицо, уставился на тоскливого мужика в зазеркалье, влетевшего по полной программе. Вот так и проходит та самая «глория мунди». Что осталось от героя былых времен? Тоскливые глаза, щетина, на макушке что-то невообразимое…

– Мудрость покинула тебя, о великий вождь, – поставил он в известность отражение и принялся расчесываться пятерней. – И не дело тут изображать из себя несчастного. Кто бьет, тому не больно, помнишь?