Золотая рыбка

- А что? Что загадываешь? - Глаза Риты блеснули живым любопытством.

- Да как тебе сказать... Когда был пацаном, очень хотел иметь перочинный ножичек со множеством всяческих там раскладных штучек. И все время о нем думал. До сих пор не успеваю загадать ничего другого - все по привычке: "ножичек с прибамбасами".

- И до сих пор его нет?

- Давно получил. И не один.

- Только зачем теперь, да? Ведь у тебя пистолет есть и точилка для карандашей механическая.

- Верно, детка, - вмешался Ласточкин. - Все так хитро устроено, что загаданное получаешь, но уж после того, как расхочешь...

- Надо хотеть самое главное, что всегда нужно. - Полина явно не собиралась выдавать свой секрет. - А вот я стихи про золотую рыбку запомнила. Не Пушкина, другого. Эта рыбка ничего не делала, только звучала, как музыка, и всем приносила счастье... Я её жду.

После этого случая Андрей Дмитриевич сочинил песенку на слова Бальмонта и подарил дочке ко дню рождения круглый аквариум с парой чудеснейших золотых рыбок.

Полина печально посмотрела на тыкавшихся в стекло глазастых красавиц и печально произнесла:

- Чего их мучать, лучше в озеро выпустить...

Непонятная росла девочка. Активную, энергичную Валентину зачастую раздражала её замкнутость. Порой она и не знала, как подступиться к дочери, подсылая в качестве парламентария Андрея.

- Там у Рясковых, кажется, банкет. Сюда слыхать, - кивнул Андрей Дмитриевич на потолок. Этажом выше жил одноклассник Риты.

- Дискотека. Валерке тринадцать исполнилось, - не отрываясь от учебника немецкого языка, пояснила Полина.

Ласточкин присвистнул:

- Оригинальное хобби. Сейчас все в английский уперлись.

- При чем здесь хобби? Интеллигентный человек не имеет права отрываться от своих корней. - Она упрямо замолчала.

Ласточкин приумолк, размышляя, что имела в виду эта странная девочка. Свитер удручающего вида: обвислый, серый, волосы связаны кое-как, ноги в шлепанцах на шерстяной носок деревенской вязки. Наверху идет пляс, кипят любовные страсти, а она выписывает неправильные немецкие глаголы в узкую разлинованную тетрадь.

- Тебе лучше заниматься по хорошему лингофонному курсу, - посоветовал Ласточкин. - Я принесу.

Полина повернулась к отцу.

- Не темни. Я все знаю и не понимаю, из-за чего взрослые столько хитрят и наворачивают целую гору всяких глупостей. - Она в упор смотрела на отца исподлобья своим пристальным, казалось, насквозь все видящими фиалковыми глазищами.

- Мы никогда не врали и не пытались внушить тебе, что я биологический отец. Глупо... - Ласточкин пожал плечами. - Не знаю, как надо любить родных детей, но я сильнее не умею. Ты - моя. Вот и все.

- Ты тоже, папка, мой. Самый настоящий и самый единственный. Но... Ведь был ещё кто-то... И я знаю, кто. Урмас - наполовину эстонец, наполовину - немец. Его мама любила фашиста и родила мальчика. Их очень стыдили. Тогда было такое время. Наверно, он поэтому и вырос злой и чужой. Мне мама это сказала, чтобы я никогда ни о чем не жалела. А я, наоборот, стала его жалеть... Нет, ты не подумай, мне чужой дяденька совсем не нужен. Ни про него, ни про того фашиста-дедушку я ничего знать не хочу... - Полина поджала губы и опустила глаза.

- Ну почему обязательно фашист? Возможно, этот человек был разведчиком, работал на Красную армию. А может, обычным солдатиком-мальчишкой, ненавидящим Гитлера... Ты же много читала и знаешь курс жизни вырисовывается иной раз с такими загогулинами... Сплошные недоразумения. И никто вроде не виноват.

- Знаю. И никого не осуждаю... Ни его, ни маму. Ни их... - Она кивнула на потолок. - Вообще-то Валерка меня пригласил, но ему Татка Звонарева нравится... А мне никто. У нас в школе все мальчишки противные.

- Верно. Буквально ни одного я бы не взял в свою группу, - живо согласился Ласточкин, которого внезапно осенила светлая и настолько очевидная мысль, пренебрегать которой до сих пор мог только сугубо эгоистичный, целиком зацикленный на себе дубина. Полюшка-малышка становится девушкой! Закомплексованной, скрытной, готовящей себя к некой одинокой жертвенной судьбе... Елки-палки! Он ещё клялся ей в отеческой любви! Андрей Дмитриевич подсел к дочери:

- Слушай, я как раз раскидал рабочие проблемы. Взял хорошего зама и повесил на него всю самую ответственную работу. Кое в чем должен признаться, - моя физическая форма не на высоте. Пора заняться собой: собрать обломки истерзанного организма, скрутить волю жгутом и... Ласточкин хищно щелкнул зубами. - Вернуть утраченную боевую хватку.

- Ого! - Полина аж подпрыгнула, правда, сидя на стуле, - просто дернулась в знак радости и одобрения. - Одобрямс и поддержамс!

Она протянула руку, Ласточкин прихватил её своей огромной шершавой ладонью.

- Только одно условие: ты мне поможешь. Извини, девочка, больше мне рассчитывать не на кого.