Золотая рыбка

В белом бадлоне, форменных синих брюках и черных лакированных ботинках я стоял на главной сцене музыкальной школы рядом с чёрным роялем. В нескольких метрах от сцены разместили стол с раскинутыми веером экзаменационными билетами. Той ночью не было сна. Я продумывал, как поведу себя, как буду идти за билетом, объявлять какой билет мне достался, все, вплоть до походки. Но получалось не как планировалось. Нервная походка, прерывистое дыхание, потные ладони. Я знал, что мой план дерьмо, но не знал, что у меня есть запасной.

Это был кусок какой-то пьесы Листа, о которой я знал только то, что Лист это мужик, которого звали Ференц и он венгр. Ватные ноги с трудом вознесли мою тушку на сцену. Готовый к позорному провалу, заикаясь, я зачитал из билета автора и название произведения.

В тот день я узнал, что такое присоединиться к вселенскому информационному потоку. В голове взорвалась сверхновая, и я, под раскрытые рты и обалдевшие глаза 100 человек, с упоением сыграл «Мурку»! Мужская часть зрителей улыбалась и мысленно аплодировала стоя.

Через 2 месяца подпольно-официальной активности комсомольский шабаш с двойным дном состоялся.

С завидной настойчивостью пиная Василия в пятую точку, я добился того, что формальная часть фестиваля должна была выглядеть минимум на «четыре балла». Я не любил работать на «три». «Три» – оценка для бездарей, с которых нечего взять, «четыре» – когда лень тратить время, но голова работает отлично, мозг не перегревается, а «пять» – значит работа сделана отлично и не важно, как ты ее сделал. Прочитал, проанализировал, выдал ответ. Но в советской школе отличники говорили то, что от них хотели слышать. «Пять» они получали за хорошую память. Хорошисты говорили то, что хотели говорить они. Одному Бог дал, другому – извини, подвинься. Я был круглым хорошистом, включая автодело, но исключая физкультуру, русский язык и литературу. Писать и говорить из принципа всегда нужно только на «пять». А физкультура – святое. Руки-ноги есть и работают? Они и без головы на 5 справляются.

Мы нашли шикарное место неподалеку от Репино, на берегу Финского залива. Май давил на мозг, заставляя гипофиз работать в стахановском режиме и выдавать на гора двойную норму половых гормонов. Белые ночи обеспечили восхитительные полузакаты на фоне Балтийского залива. Все получилось.

Фестиваль вознес тупоголового Василия на вершину комсомольской жизни района. Он пообтерся и стал проявлять личную инициативу. Через несколько лет Петров станет одним из первых питерских миллионеров.

Я же, почти не умея танцевать брейк, стал признанным вожаком брейк-движения во всем городе и одновременно секретарем комсомольской организации школы. Василий сдержал слово. Олимпиада сопротивлялась, но доводы комсомольской верхушки города были весомее. История с галстуком была признана ошибкой и чуть ли не вымыслом, меня экспрессом сделали комсомольцем и за активную комсомольскую позицию возвели сначала в ранг Васькиного зама с правами преемника, а когда он выпустился – Нью Васькой. Фестиваль принес и еще один бонус, на который я надеялся с дрожащими коленями. Там, в палатке на берегу Финского залива, в ритме брейк-бита отбиваясь от комаров, я стал мужчиной.

Странное ощущение. Тогда я еще подумал, какого черта об этом столько говорят и все этого хотят? Ничего особенного и проблема как дальше общаться с девушкой, только что сделавшей тебя мужчиной, а ты ее женщиной. Нужно было говорить какие-то слова. На ум пришло гениальное: «Тебе было хорошо?» Она бедняжка пыталась что-то сказать, но, видимо, обманывать не хотела, а честный ответ был не кстати. Что-то сказала про «хорошо, но немного больно». Потерпев тотальное взаимное фиаско, мы робко отвернулись друг от друга и всю ночь пытались уснуть. Через пару часов она выскользнула из палатки и на фестивале мы больше не встречались.

Прошло лето, с началом учебного года я рьяно взялся за правое дело организации в нашей школе нелегального дискоклуба. На одной из первых дискотек мы с ней снова увиделись. Пара дежурных улыбок, «сколько лет, сколько зим»… Глядя в пол, она тихо спросила:

– Почему ты не спрашиваешь, как у меня дела… После Этого?– меня окатило холодным душем, как-то сразу дошло, что она имеет в виду. – Мне кажется, тебя должно это интересовать.

С улыбкой идиота, которая должна была выражать радость встречи, но на самом деле означала окаменевшие мышцы лица и шок от возможной новости, я, глотая воздух, с глухим хрипом выдавил из себя:

– Как твои дела?

Ответом мне был ее дикий смех:

– Да все в порядке, я не залетела, просто хотела посмотреть на твою реакцию!

Вот скажите, где их этому учат?

– Ты не хочешь продолжить наши отношения? – весело и с чертиками в глазах спросила она.

После этого я долго-долго не хотел никаких отношений с обязательствами и без нежевательной резинки. Тем более подошёл момент становиться астрофизиком.