Золотая рыбка. Часть 1

— Все равно интересно, — улыбается Даниэль и встает. Он делает мне знак подняться.

Я пробую, и мне удается.

Из сражения с врачами мы выходим победителями. После того как я даю расписку, меня снабжают кучей советов и отпускают под личную ответственность. В зеркальце «мазды» я впервые после аварии разглядываю свое лицо. Осколки лобового стекла основательно пропахали мою физиономию, но порезы, похоже, затянутся, да и вообще сейчас это меня мало волнует. Круг моих интересов резко сузился, плевать я хотела на всяких там Хольденов и Джилланов.

Именно это я и заявляю Даниэлю чуть позже, когда он, в ответ на мои нетерпеливые подстегивания, соглашается обнять меня, но держит в объятиях так, словно я с минуты на минуту могу испустить дух. Должно быть, поэтому обращается он со мной на редкость бережно и нежно, пропуская мимо ушей все мои насмешки и подкалывания. Я уверяю его, что занятие любовью привело меня в полный порядок и это единственное эффективное средство реабилитации после аварии. Даниэль склонен мне верить, но предостерегает от передозировки. Он откидывается на спину, а я склоняюсь над ним и разглядываю его лицо.

— Я люблю тебя, Хмурый.

— Полагаю, это и есть обещанная тайна. Только ведь я не верю на слово.

— Жаль. Говорить намного легче.

Он смеется. Затем встает с постели, натягивает белые полотняные брюки и исчезает в направлении кухни. Я оглядываю спальню. Такую обстановку принято называть пуританской. Нигде ничего лишнего: книжные шкафы, подставка для газет, встроенный платяной шкаф, подо мной двуспальная кровать, застланная простыней, одна-единственная небольшая подушка, тощее одеяло. По этой картине можно реконструировать вечернее времяпрепровождение Даниэля, а взглянув на корешки книг, я поражаюсь, в какой серьезной компании он проводит ночи.

Я встаю и напяливаю на себя сброшенную Хмурым майку; чуть потянуть книзу край, и майка вполне сойдет за мини-платье. Теперь можно обойти квартиру. Повсюду наблюдаю одну и ту же картину. Комната Эллы — единственная территория, где можно говорить об уюте. На мой взгляд, девочка получает все, чем занятый выше головы отец может компенсировать свое вынужденное отсутствие. Над кроватью цветная фотография в овальной рамке — портрет молодой женщины с короткой мальчишеской стрижкой и сверкающими в улыбке белоснежными зубами. Мать Эллы… Красивая, хрупкого сложения и, по видимости, веселого, уравновешенного нрава.

В дверях появляется Даниэль.

— Хочешь апельсин?

— Я до того проголодалась, что готова слопать его с кожурой. Как звали твою жену?

— Айрис.

— Судя по фотографии, ей с тобой хорошо жилось.

— Еще бы! Жить со мной — сплошное удовольствие. Пошли чего-нибудь перекусим!

Я закрываю за собой дверь, но не могу справиться с некоторым смущением. Даниэль тотчас замечает это и обнимает меня за плечи.

— В чем дело?

— Меня одолевают дурацкие мысли.

— Из-за фотографии?

— Я чувствую себя насильно вторгшейся в твою жизнь.

— Но ведь так оно и есть. — Он прижимается щекой к моему лицу. — Ты вторглась и заняла ее место. За что стоит тебя поблагодарить. Айрис наконец очутилась там, куда мне не удавалось ее поместить. Таков естественный порядок вещей, и не стоит заниматься самоедством. Я люблю тебя, Дениза. Может, хоть теперь ты наконец поймешь, почему я так боюсь за тебя.

На следующий день, за неимением других занятий (ведь что ни говорите, а я — жертва аварии), дожидаюсь, когда Даниэль отбудет по своим делам, и удираю из дома. Вот уже который день хочу нанести визит Квазимодо. Лишившись машины, я вынуждена взять такси и всю дорогу молю Всевышнего об удаче: застать бы моего знакомца дома.