Золотая рыбка для мажора (СИ)

Гриша подъезжает к КПП, глушит двигатель и достаёт из кармана пятитысячную купюру. Держит её на виду, но с места не поднимается. Ждёт. Внимательно слежу за развитием событий. Неужели охрана настолько продажная? Я не верю, что у нас получится попасть на территорию посёлка таким образом, и настроена скептически. Интересно, сколько мы будем так стоять и что сделает Гесс, если на его приманку никто не клюнет?

Но все оказывается банальным — клюют.

Вскоре из будки появляется охранник — мужчина лет пятидесяти в форме — и идёт к нам. Эх, все же не выдержал! Проиграла я в споре с собой.

— Приветствую. Чем могу помочь? — спрашивает он вежливо.

Наверное, разбирается в технике и прикинул, сколько стоит мотоцикл, а от этого пошёл плясать: мало ли кто это приехал?

Гриша, услышав вежливый вопрос, открывает заслонку шлема и тоже проявляет дружелюбие.

— У моего друга Богдана Вязьмина здесь участок с высо-оким таким забором, вы должны знать. — Охранник кивает. — Так вот мы с невестой… — Ну зачем он это повторяет? У меня же сердце каждый раз подпрыгивает на этом слове! — …захотели посмотреть на коллекцию его скульптур, и Богдан дал нам ключ от ворот.

— А нас не предупредил, — не спешит верить охранник.

— Ну смотрите, у нас есть два варианта: в первом вы звоните Вязьмину, и он вам подтверждает разрешение. А во втором, вы верите нам на слово, — Гриша легонько машет купюрой, намекая на то, на которое именно слово нам нужно верить, — и пропускаете.

Охранник смотрит на КПП, потом опять на нас, чешет затылок и все же сдаётся:

— Степка, открывай! — кричит напарнику.

Шлагбаум поднимается, Григорий заводит мотоцикл и отдаёт купюру. Счастливый охранник выкрикивает нам вслед пожелания хорошо провести время, а я все никак не могу определиться с реакцией на произошедшее. Мы ведь действительно легко обошлись бы звонком Богдану Алексеевичу. Зачем эти демонстративные разбрасывания денег? Гесс пытается этим показать мне, как богат? Произвести впечатление? Или, может, решил щёлкнуть меня этим по носу? Я не понимаю его мотивов и хмурюсь. Как-то даже настроение немного портится.

Мы подъезжаем к непреступному кладбищу шедевров, и я спешу спрыгнуть с мотоцикла. Каменная стена в два моих роста и огромные металлические ворота, которыми Вязьмин оградился от мира, настраивают на воинственный лад. Я снимаю шлем, вешаю его на локоть и складываю руки на груди. Смотрю на Гесса вопросительно и даже ногой притопываю.

— Что? — невинно уточняет он, пристраивая свой шлем на руль и протягивая руку к моему.

— Зачем ты дал им деньги? Это ведь неправильно, — наезжаю. — Ты спровоцировал мужиков на должностное преступление. Что теперь? Все расскажешь, и их уволят?

Хмурюсь. Мне важен его ответ. От него многое зависит.

— Откуда только мысли такие?! — удивляется Гесс, доставая из багажника небольшую сумку-холодильник. Я опять удивляюсь его продуманности. Всё предусмотрел. — Посмотри на это с другой стороны: мужикам скучно. Сидят целый день в будке и едят то, что жены собрали. А теперь они устроят себе праздник. Может, пиццу закажут или роллы. Будут есть и меня добрым словом вспоминать. Им хорошо и мне приятно.

Хм-м, с такого ракурса я о его выходке не думала.

Гриша вставляет ключ в замок, открывает и толкает ворота. Я шагаю на спрятанный от посторонних глаз участок Вязьмина, погруженная в размышления. Вроде бы объяснения Гесса звучат благородно, но какой-то осадочек все равно остаётся. Как будто он нас — охранников и меня — одаривает царской милостью. Как будто для нас пицца или роллы — недоступный деликатес.

Разобраться в себе, правда, не успеваю — застываю, разглядев, куда попала.

Шедевры Вязьмина стоят по две стороны от выложенной серой плиткой дорожки, ведущей к резной каменной беседке. И вроде бы на первый взгляд хаотично, но нет — они разделены по половому признаку. Мальчики направо, девочки налево, так сказать. Они все разного размера и вырезаны из разного материала, однако имеют одно общее — все они голые! У Афродит разные позы и лица, но вместо грудей настоящие арбузы — ясно теперь, почему Вязьмину мои формы показались неподходящими. А у Аполлонов из причинённого места растут настоящие, как правильно заметил Гесс, бревна.

Некоторые из них обломаны — видимо, в дороге пострадали. Некоторые указывают на полшестого и висят до колен. Некоторые стремятся к солнцу. А некоторые торчат, как указатель. Ну или вешалка для сумок и зонтов.

На этой мысли меня накрывает, и я начинаю хохотать. Сначала пытаюсь сдержаться, но от этого становится ещё смешнее. Я отпускаю себя и заливаюсь до слез и икоты. Давно со мной не было такого. В последний раз смешинка в рот попадала ещё, наверное, в школе.

Григорий смотрит на меня с широченной улыбкой — видимо, я заразительно смеюсь, и тоже еле сдерживается. А когда я начинаю успокаиваться, он достаёт из сумки бутылку воды и протягивает мне.