Золотая рыбка

Вот так я покинула дом в милля — навсегда. Без ничего, без гроша в кармане, босиком, в старом платьишке, у меня не было даже золотых серег, полумесяцев Хиляль, которые Лалла Асма обещала мне оставить после смерти. Такой обездоленной я не была даже в тот день, когда меня украли и продали Лалле Асме.

2

Постоялый двор был совсем не похож на то, к чему я привыкла.

Этот дом, открытый всем ветрам, стоял на людной улице, кишевшей машинами, грузовиками, мотоциклами. В двух шагах находился базар, большое бетонное строение, где можно было купить все, что угодно, — свежее мясо и овощи, бабуши, ковры и пластмассовые ведра.

Когда я убежала из дома Лаллы Асмы, то понятия не имела, куда идти. Знала только одно: мне надо спрятаться в таком месте, где Зохра и Абель никогда не найдут меня, даже если пошлют на поиски полицию. Я бежала по улицам, держась в тени, прижимаясь к стенам, точно бродячая кошка. А в голове все стоял крик Зохры: «Ведьма! Убийца!» Я не сомневалась: если она поймает меня, то непременно посадит в тюрьму. Ноги сами привели меня на ту улицу, где я искала доктора для Лаллы Асмы. Когда я узнала дом с распахнутыми настежь воротами, сердце у меня так и подпрыгнуло от радости. Здесь-то Зохре меня не найти, это точно.

Госпожи Джамили дома не оказалось. Ее позвали куда-то к роженице. Я села на балконе, прислонясь спиной к стене, сидела тихо, как мышка, под ее дверью и ждала.

В первый раз я так спешила, что мне недосуг было поглядеть, что творится в гостинице. Теперь я смотрела во все глаза, как снуют туда-сюда разные люди, торговцы-разносчики в лохмотьях, навьюченные, словно мулы, как они складывают тюки под галереями. Тут были овощи, финики, а еще молодые парни привозили всякую всячину в коробах, установив их на велосипедные рамы: полные короба пластмассовых игрушек, кассет с музыкой, часов, темных очков. Эти товары были мне знакомы: сколько раз такие торговцы стучались в дверь Лаллы Асмы, а она не могла уже выходить за покупками, так что впускала их, просила разложить все во дворе и покупала вещи, которые ей были не нужны, какие-то авторучки, кусочки мыла, выводя этим из себя невестку: «Матушка, зачем вам все это?» А Лалла Асма качала головой: «Может быть, когда-нибудь порадуюсь, что купила». Но я знать не знала, что уличные торговцы собираются на таком вот дворе.

На верхнем этаже жили молодые женщины, которых я видела в прошлый раз, до того красивые и роскошно одетые, что я в простоте душевной решила, будто все они принцессы. В этот час они еще спали в своих комнатах за высокими приотворенными дверьми.

Я заглянула в щелку и увидела одну из принцесс на большой кровати. Приглядевшись, я различила ее впотьмах. Она лежала совсем голая на простынях, лицо было закрыто волосами; я удивилась, увидев ее белый-белый живот и чистый, без единого волоска, треугольник под ним. Такого я в жизни не видала. Лалла Асма никогда не брала меня с собой в баню и до последнего времени не допускала, чтобы я смотрела на нее раздетую. А мое тощее черное тело совсем не походило на эту белоснежную плоть, на это дремлющее лоно. Кажется, я попятилась, испугавшись немного, даже ладони вспотели.

Я долго сидела на галерее, ни о чем не думая, глядя на мельтешню торговцев во дворе. Со вчерашнего дня у меня крошки во рту не было, очень хотелось есть, и еще я умирала от жажды.

Внизу во дворе был колодец, а под галереей я углядела развязанный мешок с сушеными фруктами; на него садились воробьи, клевали. Я прокралась по лестницам к мешку. Мне было немного стыдно: Лалла Асма всегда говорила, что нет ничего хуже, чем красть, даже не потому, что нельзя брать чужое, а потому, что тайком — нечестно. Но я была голодна, а мудрые наставления Лаллы Асмы остались в прошлом.

Я села на корточки перед открытым мешком и стала вытаскивать из пластиковой упаковки и есть сушеные финики, инжир, изюм горстями. Наверно, съела бы почти весь мешок, но хозяин-торговец подошел неслышно сзади и сцапал меня. Левой рукой крепко схватил за волосы, а в правой у него был ремень.

— Ах ты, тварь черномазая! Я тебе покажу, как воровать!

Помню, особенно обидно было не от того, что меня поймали с поличным, а от того, что пальцы торговца вцепились в мои волосы, в самую гущу, и как он кричал: «Сауда!» Такого мне никто никогда не говорил, даже Зохра, когда злилась. Она знала, что Лалла Асма ей бы не спустила.

Я вырывалась, укусила его до крови, и он разжал пальцы. Повернувшись к нему лицом, я крикнула:

— Я не воровка! Я вам заплачу за все, что съела!

Тут как раз появилась госпожа Джамиля, а женщины с верхнего этажа вышли на балкон и, перегнувшись через перила, принялись честить торговца такими словами, каких я в жизни не слыхала. Одна принцесса, не найдя, чем бы в него запустить, даже швыряла мелкие монетки и кричала:

— На, вот тебе твои деньги, сам ты вор, сукин сын!