– Понял, – перебил меня Иван Никифорович, – у них воротник-стойка, жабо такое кудрявое.
– Гофрированное, – улыбнулась я, – плюс кокетка, что немного странно для жабо. Перегруженная вещь.
– Кокетка? Вас ист дас? – жалобно спросил Коробков.
– Отрезная часть платья, юбки, которая, как правило, пришивается сзади, но может располагаться и спереди, – объяснила я. – У блузок этих женщин очень странный крой. Какой-то театральный, вычурный, маскарадный. Не знаю, как его правильно назвать.
– И рукава непонятные! – воскликнул Димон.
– «Летучая мышь»! – воскликнула я.
Мужчины разом подняли головы и посмотрели на потолок.
Глава 12
– Шутка удалась, – заметил Димон, – помнится, лет в семь мы с пацанами ждали, когда мимо нашей компании пройдет кто-нибудь. Когда человек приближался к нам, один из членов дружного коллектива задирал голову и кричал: «Падает». Нас очень забавляло наблюдать за реакцией взрослых. Одни пригибались, закрывали голову руками, вторые убегали, третьи просто визжали, стоя на месте. Но были и другие, те спокойно говорили: «Дети на пустыре, ничего сверху не свалится, неоткуда ему падать». Участвуя в этой забаве, я рано сообразил: если человек родился дураком, то ему никакое образование не поможет. Он выучился на врача, учителя, инженера? У него одни пятерки в дипломе? Значит, в России появился отличный врач, учитель, инженер, но полный дурак. Он свои пятерочные знания применит самым идиотским образом.
– Ну все, повеселились, теперь займемся делом, – остановил Коробкова Иван.
Я вздохнула. Иван и Дима прекрасные специалисты, но есть некие мелкие детали, которых они не знают, известные большинству женщин, ничего не смыслящих в сыскном деле.
– Сказав «летучая мышь», я не собиралась заставлять вас изучать потолок. Просто назвала фасон одежды, посмотрите на рукава, которые Димон назвал необычными.
– А-а-а, – протянул Коробок, – действительно, похоже.
– У нас есть женщины, – продолжала я, – которые одеваются в идентичные вещи, только разного цвета. Вы уверены, что жертвы между собой не знакомы?
– Связь искали дотошно, но так и не нашли, – ответил Иван.
– У них и прически похожи, и макияж, – пробормотала я.
– Интересная деталь, – сказал Димон, – они все одинокие. Ни мужей, ни детей, ни родственников, ни друзей не имели.
– Пропали, и никто их не искал, – уточнил Иван Никифорович, – потому что никто ими не интересовался.
– Валерий специально подбирал таких, значит, он их знал, – сообразила я.
– У нас возникла та же мысль, – согласился Иван Никифорович, – но нет никаких тому доказательств. Наш тогдашний психолог долго объяснял, что серийные убийцы разные, этот, значит, вот такой! И еще одна странность: почему немолодые дамы ехали с ним в деревню?
– Валерий красавчик, – поморщился Димон, – а секс, он и в сто лет секс. У меня другой вопрос! Почему жертвы так похожи?
– Может, он их переодевал! – воскликнула я. – Прически делал, накладывал макияж, фотографировал. Как полагаете, он всем этим мог заниматься до или после того, как бедняги умерли?
– До, – буркнул Иван, – потом они оказывались в таком виде, что лучше не смотреть. Кругликов садист! Просто садист. Дима, ты забыл, что сексуальной составляющей в деле нет!
– То, что у женщин не было семьи, родственников, не удивляет, – пробормотала я, – на свете намного больше одиноких людей, чем мы полагаем. Но отсутствие знакомых, коллег по работе странно.
– Мы тогда решили, что они все пенсионерки, – пояснил Иван, – одни по возрасту, другие, вероятно, по здоровью.
Я встала и начала ходить по комнате.
– Странно, одна жертва живет на пенсию, вторая. Но чтобы все! Из-за полного отсутствия тех, кто мог беспокоиться об исчезновении женщин, их и не искали. Валерий отлично продумал, кого убивать. Где вы взяли эти фото?
– В землянке, в шкафу. Они находились в альбоме. Ни подписей под снимками, ни дат, ни отпечатков. Они случайно остались в моем столе. Просто фото, – объяснил Иван. – Есть мысли по поводу женщин?
– Ни одной, – призналась я, – давайте теперь поговорим о Заикине. Что о нем известно?
– Петр Павлович, – начал Димон, – родился в семье учителей, Павла Николаевича и Людмилы Сергеевны Заикиных, они преподавали в школах рабочей молодежи, которые после перестройки переименовали в экстернат. Знаешь, что это такое?
Я кивнула.