– Неужели газеты, телешоу не предлагали вам дать за деньги интервью или прийти на шоу? – задала я провокационный вопрос. – Кое-кто таким образом неплохо зарабатывает. Один немолодой мужчина, некогда известный, а потом потерявший славу, впал в депрессию, начал пить, затем стал принимать наркотики. Ведущий рейтингового шоу снял программу, как он спасает этого человека, лично отвозит его в клинику. Погасшую звезду вылечили, нынче он ходит по всем программам и рассказывает, как выплыл из пучины пьянства-наркомании, предлагает лечить других знаменитостей, сам ставит им диагнозы: алкоголизм, зависимость от наркотиков. Забил свой аккаунт рекламой, хорошо зарабатывает.
– Сразу после отлета Анны мне звонили из разных изданий, – вздохнула Светлана, – но журналисты хотели «жареного», интересовались: по какой причине Кругликова покинула Россию.
Белова вытерла лицо.
– Я уже не работала на Анну, имела полное право открыть рот, выложить правду. Поверьте, она шокирующая, но я порядочный человек, поэтому держала язык за зубами. И куда меня интеллигентность завела? В полную нищету!
Глава 18
Я открыла свой айпад и положила перед хозяйкой квартиры.
– Узнаете кого-нибудь из женщин?
– Конечно, – улыбнулась Света, – особые члены фан-клуба. Лариса, Нина, Женя… вот эту я забыла. То ли Оля, то ли Наташа… Память совсем дурная стала. Правда, они перестали к нам ходить…
Светлана опустила глаза.
– Перестали ходить? – повторила я. – Почему?
Белова начала комкать полотенце.
– Ну… с фанатами такое часто бывает… устают, разочаровываются в кумире… разные причины.
– Они убиты, – сказала я, – в официальных документах о вскрытии сказано про особую жестокость преступника.
Лицо Светланы посерело.
– Их мучили?
– Да, – после небольшого колебания ответила я.
Светлана закрыла лицо руками.
– Ужасно!
– Верно, – согласилась я, – найдено несколько тел. Возможно, жертв было больше, просто их не обнаружили. Если вы назовете фамилии бедняг, мы сможем оповестить их семьи.
– Нет, – еле слышно отказалась Белова, – нет…
– Но вы же точно знаете, кто они? – спросила я.
– Двух – да, остальных только по именам, – прошептала Белова.
– У людей, которые занимались поисками убийцы, возникла уверенность, что преступником является Валерий Кругликов, – продолжала я, – но меня сейчас не интересует сын вашей бывшей хозяйки. Речь идет о Петре Заикине. Может, слышали о нем?
Светлана молча кивнула.
– Нам известно, что этот мужчин украл из хранилища улики, которые подтверждали вину Валерия, – начала я, но договорить не успела, потому что хозяйка ахнула.
– Так это сделал сам Петруша!
– Сам Петруша? – повторила я. – Похоже, вы были близко знакомы.
Светлана опустила голову.
– Пожалуйста, не спрашивайте. Можете унести назад все вкусное, потому что я ничего не расскажу.
– Если вы общались с Петром, то знаете, что он был женат, – как ни в чем не бывало продолжала я, – его супругу звали Анжеликой, дочку – Полиной.
– Она Аполлинария, – уточнила Белова, – имя трудное в произношении, архаичное, поэтому девочку зовут Полиной… Вы сказали «звали Анжеликой». Боже! Лика умерла?
– Точного ответа на вопрос нет, – призналась я, – после смерти Петра…
– Ой, мамочки, – прошептала собеседница, – Петруша мне перестал звонить. Но я думала…
Светлана вновь уткнулась лицом в полотенце, которое давно превратилось в мятую тряпку, и зарыдала.
Я встала и начала гладить ее по голове.
– Простите, я думала, вы знаете, что Заикин погиб.
– И кто бы мне все рассказал? – сквозь слезы прошептала Светлана. – Что с ним случилось?
– Не очень хочется вам рассказывать подробности, – честно ответила я.
– Ничего, – прошептала Белова, – я выдержу. Лучше правду знать. Думала, он меня, свою сестру, бросил, обиделся.
– Заикин – единственный сын у родителей, – удивилась я.
– Общей крови у нас нет, – подтвердила Светлана, – мой папа, Николай Сергеевич Белов, – художник. Он не особо известен широкой публике, но был популярен у тех, кто любил живописцев с нестандартным мышлением. Слышали про Босха?
– Конечно, – улыбнулась я. – Иероним Босх – нидерландский художник периода Северного Возрождения. Считается одним из самых загадочных живописцев в истории западного искусства. Родился в середине пятнадцатого века. Его картины завораживают. Они такие жуткие, что невозможно прекратить их рассматривать. На мой взгляд, его слегка напоминает Микалоюс Чюрленис. Хотя нидерландец и литовец очень разные.
– Мой папа был в творчестве близок Чюрленису, – вдруг улыбнулась Светлана, – абсолютно непонятный ни советским властям, ни критикам, ни коллегам. Его работы покупал только Павел Заикин, отец Пети. Папа и дядя Паша дружили с детства. А я постоянно бегала к Заикиным домой. Петяша меня моложе, когда он родился, я его в коляске возила. Потом…
Светлана положила руки на стол.