Золотая сетка

И, глядя поверх голов, сделал парнишке жест:

– Дай газету!

Колька также, почти не глядя на меня, достал газету:

– Суперновости, сеньор! Мафия бессмертна! Смотрите вторую страницу!

И ушмыгнул куда-то в сторону, секунды лишней не задержался.

Я осторожно развернул газету. На второй странице было написано от руки: "Cuidate Maricones!" Слово Maricones было подчеркнуто на две трети. Марик. Вот так. Оставалось только посмотреть по сторонам и, конечно, обнаружить пару личностей не вполне американской внешности.

На самом деле их было не двое, как я заметил, и даже не трое, как видел Колька.

Ежу понятно, что по такому раскладу их должно выходить на охоту хотя бы вдвое больше. Но я не хуже их знал, что в аэропорту не возьмут. Это даже не Шереметьево.

Краем глаза я наблюдал, как Колька втерся в толпу, сдернул кепочку и выбросил в урну ненужные уже газеты. Потом разглядел Марию, побледневшую под загаром, с широко раскрытыми глазами, в "тропическом" зеленом платье. Очень хотелось улыбнуться ей, помахать рукой. А еще лучше – расцеловать. Но это удовольствие приходилось откладывать на потом.

Макс уже все понял.

– Что делаем?

– Пойдем, возьмем машину напрокат. Держись за мной, я помню, где тут что.

Действительно, расположение служб в аэропорту не изменилось за годы моего отсутствия. И дежурные улыбки те же, ровная линейка машин, охрана, видеокамеры.

Зеленый "Мерседес-280", ключи прикреплены к миниатюрному кожаному башмачку.

Униформированный служащий ставит сумки в багажник. Максим, войдя в роль заправского камердинера, распахивает передо мной дверцу и садится за руль.

Поехали.

– Думаешь, оторвемся? – спросил Максим. – Эта коробчонка даст двести пятьдесят, а дороги тут, говорят, недурные.

На это я не надеялся и так и сказал. Вряд ли у братков машины хуже. Гонки на скорость сразу привлекут внимание полиции. Ничего, что мы перед флоридской полицией чисты как ангелы. Полиция тут различает американцев и не-американцев, мы с бандитами Марика им на одно лицо и запросто можем угодить с ними в один флакон, то есть кутузку. Местных фараонов без острой нужды беспокоить не стоило.

– А делать-то что? – спросил снова Макс. Он уже вырулил на шоссе, и прямо за самым бампером пристроился здоровенный "Гранд Чероки". Автомобильные пристрастия тоже оказались на редкость устойчивы, независимо от географических координат. В салоне сидело шестеро.

– У них одна машина, – приставал Максим, – может, проскочим где-нибудь под светофор? Или под шлагбаум на переезде? Где тут есть подходящее местечко сбросить "хвост"?

Компаньон нервничал.

– Успокойся и держи умеренную скорость, пятьдесят примерно миль. До города едем спокойно, на шоссе нас точно не тронут. Да и в городе мы в безопасности, пока не выйдем из машины, а бензина у нас полный бак. Понимаешь, стоит им начать прижимать нас автомобилем, сразу же полиция это дело пресечет. Они тут до ужаса законопослушные, особенно если это бесплатно, и сообщить копам о непорядке на улице тут считают за доблесть. А проскочить под шлагбаум на переезде можно только в старом боевике. В Америке любой дурак знает, что на пересечении железной дороги и шоссе есть либо тоннель, либо виадук. И даже там, где стоит полосатая палка, под нее не проскочишь. Потому что когда та палка опускается, из проезжей части поднимается чуть не на полметра что-то вроде металлической ступеньки. И на светофорах хамить тут уже давно отучили.

– И что нам теперь, кружить по солнечному, черт его побери, Майами и ждать, пока кончится горючка?

Об этом я и сам думал.

– У тебя наличные доллары есть?

– Две с чем-то тысячи.

– Давай сюда. Я сплоховал и наличных не запас, у меня сотни две всего.

– Что, есть план? – оживился компаньон.

– Кое-что имеется. Сейчас доедем до перекрестка, сворачивай налево, а дальше я покажу.

Часа полтора мы добирались до этого места. Американским городом тут и не пахло.

Узкие улицы заасфальтированы кое-как, повсюду вылезает щебень, "Мерседес" на выбоинах скрежещет, задевая ухабы днищем. Дома в один-два этажа лепятся тесно друг к другу – кирпичные, бетонные вперемешку со сколоченными из досок.

Кокосовые пальмы и апельсиновые деревья выглядывают из-за плоских крыш, на которых развешаны сушиться простыни и рубахи. Бродит удравшая из курятника пеструшка, слышен откуда-то поросячий визг. Типичная картина латиноамериканского захолустья. В этом пригороде Майами можно было годами не слышать ни одного слова по-английски, и я имел основания полагать, что за семь лет ничего тут не изменилось. Более того, в этих палестинах весьма неодобрительно относились к тем, кто говорил только по-английски, и такая публика в означенные палестины без нужды не показывалась не то что ночью, но и среди бела дня.