Золотая сетка

В общем, Миша на пустой половине огромной, как танцкласс, залы устроил мастерскую. Скорее даже студию. Он когда-то окончил хорошее художественное училище и умел не только строить рундуки. Скоро наше новое жилище охранял уютный домовенок, появившийся на свет из подобранной в лесу коряги. А в магазине учредили для него особую витринку. Мария называла ее "леший угол", по имени главного персонажа. Из подручных средств там изображался уголочек леса, очень живо и реалистично, а реалистичнее всего – сценки из жизни мелкой нечистой силы.

Декорации и фигурки менялись, на сюжеты Миша оказался неистощим, и ребятишки не отлипали от "лешего уголка", пока мамаши затаривались.

Своеобразную коллизию являл мой тесть с Абрамом Моисеевичем. Официально считалось, что его отношения с тещей закончились раньше, чем на ней женился мой тесть. Неофициально это было далеко не так. Мария во всяком случае была полностью осведомлена о течении интриги. Глупо было бы подумать, что Миша, вовсе не дурак и прекрасный физиономист, как все глухонемые, этого не знал. Но к моменту водворения нашего семейства в "фонарь" давно уже Штеренгорц был в ауте.

Миша же, похоже, давно понял, что за птица его супруга, и на появление за чайным столом "молочного брата" реагировал с завидным спокойствием. И Штеренгорц знал, что Миша все знает. И тоже вел себя дипломатом, то есть делал вид, что никто и не пукал.

Истина же заключалась, как ни странно, в том, что прожженный старый еврей Ирину Анатольевну любил. Трудно было поверить, что можно много лет, пусть и не совсем безответно, любить такую вздорную и, в общем-то, глупую даму. Наверно, лишь по принципу схождения крайностей. Но когда Ирина Анатольевна была свободна, он, естественно, был женат, а развод для чиновника тогда был равнозначен отставке.

Теперь он был вдов, но дама сердца занята. Или просто охладела. Сердце красавицы склонно к измене. Но Штеренгорц остался верен в душевной склонности, опекал по мере возможности детей, и именно он со своими связями поспособствовал тому, что Колька с сестрой смогли пять лет прожить на Кубе вместе.

Что мне делать с собственной душевной склонностью – вот был вопрос! Ответ тоже был – пользоваться, пока дают пользоваться. Мария относилась ко мне по-человечески хорошо. Хорошие соседи, веселые друзья… надежные партнеры. За скобками почти мужской дружбы и деловых разговоров оставались ночные визиты из спальни в спальню. Иногда она приходила ко мне, а чаще я к ней, потому что оставаться без нее уже не мог. "Небольшое взаимно приятное дополнение к нашему договору", как же. Я по отношению к ней стал как наркоман. Господи боже мой, что она со мной творила! Мы были друг с другом так, что ближе не придумаешь. И при этом такая дистанция, что все готовые сорваться признания застревали где-то между зубов.

Доступ к телу беспрепятственный. Далее – запрещен.

Я рассуждал: многие мужья имели не больше того, что имею я. Уповал лишь на то, что скоро не надоем, если буду терпелив. Радикально изменило бы ситуацию, только если Мария оказалась бы в положении. Но сам об этом даже не заикался, а надеяться, что взрослая женщина попадет в "положение" нечаянно, было бы глупо.

Так оно и катилось шариком – без слов.

Производственная сторона жизни и материальная база тем временем потихоньку наладились. Я давно и хорошо был знаком с торговой работой, какое-то время ушло на освоение местной специфики, а потом все покатилось само собой. Стало появляться время для работы математической половины мозга, до той поры почти отключенной за бездействием. Я как-то стал вспоминать, что не определился с темой диссертации.

И вот тут-то оно и началось. Вмешалась в судьбу Ее Величество Математическая случайность.

Однажды мы с Максимом должны были двигаться куда-то порознь, он на машине, я своим ходом. Чтоб не разминуться, договорились о встрече на углу одного уютного скверика. Но Максим запаздывал, а в это время начался дождь, да такой, что под деревом было не спастись. Оглянулся вокруг – ни навеса остановки, ни кафешки, а единственное убежище, где можно спрятаться – стеклянный павильончик "Спортлото".

Я никогда раньше не интересовался лотереей. И в ту минуту, отфыркиваясь в мокрые усы, как тюлень, я не понимал, какой зигзаг сотворила судьба, заведя меня не в какую-нибудь чебуречную, а в эту застекленную будку.

Честно говоря, я и не в первую минуту об этом не заподозрил. Я просто разглядывал висящие по стенам таблицы статистики. Кончался сентябрь, и ватманы были заполнены на три четверти по всем системам: 5:36, 6:45, 6:49, 7:56. То есть, конечно, каждая имела свое название, но я по привычке извлекал из всего цифровую суть.