Золотая шпага

Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полпути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко, —
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Там, устарелый вождь, как ратник молодой,
Свинца веселый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти…

– Но-но, буланый! – прикрикнул Александр на коня, стараясь отогнать невеселые думы.

Он пришпорил коня и помчался навстречу ветру. Свежий воздух приятно холодил разгоряченное лицо. К полудню он догнал высланную вперед телегу с ракетным оборудованием. Василь неодобрительно косился на гарцующего на коне полковника. Дескать, с какой стати трястись в седле, когда можно преспокойно дремать на сене до самого Могилева?

В Могилев прибыли только под утро. Наскоро помывшись, Засядько отправился в штаб-квартиру фельдмаршала. Пришлось пройти сквозь строй щеголеватых адъютантов, которые придирчиво спрашивали его, «по какому делу», однако многозначительный ответ «по личному» открывал перед ним все двери. Лишь в последней приемной пришлось задержаться. Очень молоденький и прилизанный поручик юркнул за дверь и через пару минут выскользнул с виноватой улыбкой. Вслед за ним вышел Барклай.

Засядько поразился, увидев фельдмаршала. Это был все еще железный человек, однако как можно постареть за пять лет, минувших со времен войны с Бонапартом! Тогда он мог скакать на горячем коне и рубиться с молодыми и сильными противниками, а теперь это был старик… Лысый, надломленный старик с печальными мудрыми глазами…

– Здравствуйте, Михаил Богданович. Я не помешал? – сказал Засядько, видя, что Барклай держит в руке распечатанное письмо.

– Нет-нет, скорее напротив… Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Только что получил грустное сообщение из Франции. Вы знали Бертье?

– Луи Александра?

– Да. Герой, красавец, умница, не так ли? Поехал в американские колонии, там в течение восьми лет помогал американцам добывать свободу. Затем вернулся во Францию, занимал должности начальников штабов…

– …Маршал Франции в четвертом году, – продолжил Засядько, улыбаясь, – князь Невшательский в следующем, через год – герцог Валанженский, еще через несколько месяцев – князь Ваграмский…

– У вас отличная память, – заметил Барклай.

– Мы с ним встречались, когда он после отречения Наполеона перешел на службу к королю Людовику.

– Д-да, – сказал Барклай, сразу помрачнев. – Служба у Людовика… Как вы уже слышали, Бонапарт еще раз явил миру свою гениальность. Знаменитые сто дней!

– А что с Бертье? На чьей стороне он оказался?

– Ни на чьей. Он не знал, как поступить правильно. И покончил жизнь самоубийством.

Засядько помолчал, не зная, как отреагировать на неожиданное сообщение. Чувствительность и совестливость никогда не были сильной стороной военных. И, зная Бертье, он не ожидал от него такого шага. Или люди с возрастом меняются?

– Ну да ладно, – вздохнул Барклай. – Все там будем. Одни раньше, другие позже… Рад вас видеть, Александр Дмитриевич. С чем пожаловали?

Он спрятал письмо, пригласил Засядько сесть. Тот, почтительно наклонив голову, промолвил:

—Мир праху усопших… Но мертвым – покой, а живым нужно жить и работать. —И сразу же перешел к делу: – Я привез для армии новое оружие. Чиновники из военной коллегии едва не заморозили изобретение, да, к счастью, все обошлось. Благодаря великому князю Константину.

Барклай вскинул брови:

– Как же?

– Он велел направить меня к вам, – засмеялся Засядько. – Знает, что вы печетесь лишь о русском воинстве, ваши приказы не могут отменить даже августейшие особы.

– Ну-ну, это уж слишком, – отмахнулся Барклай. – Не могут отменить мои приказы, так могут отменить меня. Что уже и делали…

Засядько поклонился:

– А потом, убедившись, что без вас ни шагу, что вы были правы во всех начинаниях, снова вручали вам вожжи. Это знают в армии. Знают и растопчины всех мастей, отчего по ночам их давят кошмары.

Барклай засмеялся:

– Ладно… Чем я могу быть вам полезен?

Засядько сказал тем же бодрым голосом:

– Благоволите, Михаил Богданович, назначить день, чтобы я мог показать вам ракеты.

– Зачем же какой-то особый день, – сказал Барклай заинтересованно. – Если их нетрудно доставить, то велю сейчас послать за ними. Я знал, что вы талантливый инженер-артиллерист, а выходит, что еще и изобретатель?

– Не столь уж я разносторонен, – ответил Засядько дипломатично. – Я воин, и все мои помыслы направлены на прославление нашего оружия. Будь у нас ракеты раньше, кто знает, посмел бы Бонапарт ступить на нашу землю? А если б и начал свое варварское нашествие, то, возможно, был бы остановлен раньше. И тогда сидели бы с нами многие храбрецы, павшие на полях сражений…