Золотая шпора, или путь Мариуса

И тут же тьма рассеялась, разгоняемая золотистым блеском. Мариус сразу понял, где он: в своей постели — дома, в Черных Холмах. Он спал, но видел все, что тем временем происходило рядом. Шла роковая ночь, ночь убийства герцогского гвардейца. С холодеющим сердцем Мариус видел человека, входящего в комнату. Совершенный незнакомец. А далее… Незнакомец втащил за собой бесформенный куль и швырнул его на пол у кровати Мариуса. Оцепенев, Мариус смотрел, как куль на глазах превращается в труп гвардейца. Незнакомец, тщательно вымазав руки в крови убиенного, подступил к Мариусу. Черты его лица проступили яснее — и Мариус с содроганием узнал оруженосца черного рыцаря. Жилистый бородач, великий немой, он принялся щедро орошать Мариуса кровью гвардейца. От души плеснул на руки спящему, на грудь, на постель. Кровь лилась из трупа рекой. Окончив свой труд, бородач протянул куль обратным ходом. Свет померк.

И тут же вновь рассеялся мрак. Бородатый оруженосец, конечно, был тут как тут — но уже в более партикулярном платье: коричневая суконная куртка, синие штаны, запыленные стоптанные сапоги. На обувь Мариус всегда обращал внимание в первую очередь, поскольку его собственные сапоги давно оставляли желать лучшего. Бородач находился в той самой комнате гостиницы "У двух лун", где они с Расмусом сегодня ночевали. Он двигался уверенно и быстро, как лоцман в родном проливе. Он прошел к кровати Расмуса, что-то сунул в его дорожную сумку. И испарился, ртути подобно.

Глава 8 Рыжий Алоиз разгадывает загадки

В дорожной сумке Расмуса неизвестно откуда появились две вещи. Записка на свитке бумаги — настолько плотной, насколько и прочной. И свиток пергамента. На нем компаньоны увидели нечто.

"Вечными красками", изобретенными пару веков назад в Гинардии, на пергаменте были изображены четыре концентрические окружности. Получалось три внешних кольца и внутренний круг. Последний делился на три доли. В первой доле была изображена шпага, во второй — сердце, в третьей — крест.

Общими отрезками три внешних кольца делились на двенадцать секторов каждое. В ближнем к внутреннему кругу кольце помещались двенадцать сочетаний больших и малых чисел. В среднем (самом объемном) — двенадцать фраз на всеобщем языке, по содержанию — цветистая белиберда. В секторах внешнего кольца красовалось двенадцать изображений зверей, существ и предметов.

— Добра много, да головой не пролезешь! — хмыкнул Расмус.

Схема на пергаменте была непостижима, как лопотание дебила. В противоположность этому, содержание прилагаемой записки отличалось жесткой конкретикой: "Разгадав загадку, ты узнаешь, кто убил гвардейца и где найти хозяина золотой шпоры. Для того, чтобы найти разгадку, точно следуй приказам головоломки, выполняй их в срок — и ты придешь к цели, когда еще не будет поздно. Собирай слова, чтобы произнести их в нужное время, в нужном месте — там, где добудешь последнее слово. Задача не будет считаться выполненной, если ты не сумеешь собрать три талисмана, изображенные здесь". Писано по-ренски.

— Ну, земляк, принимай подарочек! — сказал Расмус, сочувственно похлопывая друга по плечу. — Поди, разгадай ее, хреновину эту!

Мариус болезненно дернул головой. Он еще не вполне отошел от экспериментов Хлора.

— Загадка предназначена нам. Значит, и разгадать ее мы в состоянии, — рассудил Уго. — А кое-что вообще можно понять сразу.

— Да ну? — удивленно поднял брови Расмус.

— Эти вот рисунки, — Уго указал на внешнее кольцо, — без сомнения, знаки Зодиака.

— Чего? — не понял Расмус.

— Ну, Зодиак — это… — Уго безуспешно попытался найти понятные слова. — Ладно, позже объясню. А вот, я думаю, три талисмана, которые другу Мариусу необходимо собрать, — он указал на шпагу, крест и сердце.

— Все? — холодно спросил Расмус.

— Пока все, — раздраженно ответил Уго.

— Да ты, друг Уго, мастак по разгадкам, — издевательски заметил Расмус. — Сказано: ученый дураку поправит башку. Вот уж спасибо, растолковал!

Уго молча свернул оба документа и вышел. Он спустился по лестнице, покинул гостиницу "У двух лун" и углубился в недра старого Реккеля. Уго рассеянно шагал по Змеиной улице. В его голове теснилось великое множество соображений. Идеи судорожно метались, не находя отправных точек. Откуда им было взяться, этим точкам? Но Уго знал: мысли нужно отпустить в свободный полет. Порезвившись, они вернутся в мозг, как в обжитый скворечник, и почти наверняка принесут в клюве готовый ответ. Пока что работа ума кажется хаотичной — но настанет момент, и каждая судорожная мыслишка, коих сейчас миллион, ляжет в фундамент удачной гипотезы. Только так они, гипотезы, и рождаются. Принуждение обостряет разум. Истинно, Вольфрамус!