Золотая струя. Роман-комедия

Вечером позвонила Маруся и, встревоженная, чуть не плача, рассказала, что к ним в квартиру нагрянули участковый и еще какие-то непонятные мужики. Оказывается, на мужа составлено заявление, он подозревается в административном нарушении, ему светит статья «за хулиганку». Его куда-то увезли, и Маруся не знает, что делать.

Богема тут же набрал Бестужева, но тот не отвечал. Длинные гудки бесили. Богема сбросил ему sms: «Николай Иванович, вы нас обманули? Почему полиция арестовала Анатолия Петровича? У нас срывается важная международная встреча». Бестужев молчал. Богема провел ночь, как на иголках. Наутро, спозаранку, отбросив церемонии, он вновь начал набирать, и опять без толку. Дождался восьми часов, когда чиновник обязан быть на рабочем месте, и позвонил на городской телефон. Бестужев взял трубку. Мобильник он забыл на даче, сейчас ему его должны привезти. На то, что Сидорова загребли а полицию, он отреагировал как-то слишком вяло, почти не удивился, и Богеме это показалось подозрительным.

– Будем разбираться, – сказал Бестужев. – Как только, так сразу отзвоню.

Богема поехал к Марусе домой. Они сидели в комнате оба понурые, как будто в сборах на похороны. Маруся плакала. Она рассказала в подробностях, как Сидорова забирали. Мужики, которые были вместе с участковым, удивили ее вежливостью: будьте добры, спасибо да пожалуйста. Они даже почему-то спросили, где можно посмотреть картины мужа. А вот Сидоров поразил ее своей наглостью: ухмылялся, смотрел на всех волком, ничего не боится, как дурак. Он вообще последнее время изменился. Богема, как мог, ее успокаивал.

Наконец позвонил Бестужев. Голос его был непривычно суров и надменен. Он назвал адрес, куда ровно через час Богема должен подъехать.

Богема залез в ДубльГИС, набрал название улицы, номер дома: да, по этому адресу находилось Управление. Но не внутренних дел. «Кажется, влипли, и очень основательно, по самое не хочу», – подумал он.

Подъехав к Управлению, он позвонил Бестужеву и, увидев через пару минут, как тот вышел из здания, пошел ему навстречу. Поручкались.

– Вот что, Виктор Алексеевич, я сейчас кое-что вам скажу, вы выслушаете, и прошу не задавать мне вопросов, – тихо сказал Бестужев, глядя в глаза Богеме жестко и пытливо. – Всё можно исправить, если вы с Анатолием Петровичем выполните обычную свою работу, но никаких ошибок, тем более никаких инцидентов не допускается, потому что это касается персоны, важность и значимость которой мало с кем сравнима. Понимаете? – Бестужев глазами показал на небо. – Уточняю: Кржижановский по сравнению с этой персоной – шошка-ерошка. Сегодня он есть, завтра от него пшик. Теперь понимаете?

– Вы меня пугаете, – сказал Богема, холодея и не веря догадке.

– Я не пугаю, но поберечься вам с Анатолием Петровичем надо бы. И советую оставить вашу иронию. Вы не представляете, в какую передрягу можете попасть.

– А где Анатолий Петрович? – спросил Богема.

– Он здесь. Переночевал, применительно к ситуации, в общем-то в нормальных условиях. Условия могли быть намного хуже. Сейчас с вами побеседуют люди, ответственные за мероприятие. Советую быть немногословным, внимательным и разумным.

Они зашли в здание, тут же на первом этаже Бестужев постучал в дверь, в ответ донеслось «Войдите!», и они очутились в просторной комнате, в которой ничего не было, кроме стола и стульев. Мужчина средних лет в белой рубашке пригласил Богему сесть за стол напротив себя. Еще один, седовласый, стоял у окна и курил, дымя в открытую форточку. Бестужев скромно устроился на стуле возле выхода.

– Виктор Алексеевич, разговор у нас с вами будет недолгим, – сказал мужчина в белой рубашке. – Насколько понимаю, вы в курсе ситуации в общих чертах? – и он покосился на Бестужева.

– Да, в общих чертах, – подтвердил Богема.

– Тогда не будем попусту тратить время и слова. Первое, мы знаем о вас и вашем родственнике абсолютно всё. Второе, ваш дядя, Анатолий Петрович, совершил преступление, подпадающее под статью Федерального закона, которая гласит… – Человек в белой рубашке взял листок со стола и зачитал: – «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность, наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет, либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью». – Он сделал паузу, последние два слова повисли в воздухе неотвратимой гильотиной. – Третье. Обвинение будет снято, дела никакого не будет, и ваш родственник сегодня же отправится домой, если мы получим от вас стопроцентную, тысячепроцентную гарантию, что портрет будет выполнен на высшем уровне.

– И без всяких выкрутасов и провокаций, – подал голос седовласый у окна. – Естественно, всё, что мы вам говорим сейчас и что будет потом, не для чужих ушей. Вы подпишите соглашение о неразглашении.

– Что от меня требуется? – спросил Богема.