Читаем Золотая тетрадь полностью

Потом мои восторги улетучились, как только я наткнулась на запись, которая меня сильно испугала, потому что я уже написала это, в своей желтой тетради, повинуясь какому-то иного рода пониманию. Меня пугает, что, когда я пишу, я, похоже, становлюсь какой-то ужасной ясновидящей или кем-то в этом роде, включается интуиция; работает какая-то часть разума, которую слишком больно применять в повседневной жизни; если использовать ее в обычной жизни, жить будет совершенно невозможно. Три записи: «Пора убираться из Детройта, я получил от него все, что мне было нужно. Сложности с Мейвис. Я был без ума от нее неделю назад, а теперь — ничего. Странно». Потом: «Вчера вечером Мейвис пришла ко мне домой. У меня была Джоан. Пришлось выйти в холл и отправить Мейвис прочь». Потом: «Получил письмо из Детройта, от Джейка. Мейвис перерезала себе бритвой вены. Ее успели вовремя доставить в больницу. Жаль, хорошая девушка». Больше Мейвис нигде не упоминалась. Меня переполняла ярость, холодная мстительная ярость войны полов; я разозлилась настолько, что была вынуждена просто отключить свое воображение. Я отодвинула в сторону груды дневников. На то, чтобы их прочесть, ушла бы не одна неделя, а мне было неинтересно. Теперь меня разобрало любопытство: а что он пишет обо мне? Я нашла запись того дня, когда Савл впервые пришел в эту квартиру. «Познакомился с Анной Вулф. Если я собираюсь призадержаться в Лондоне, вполне сойдет. Мери предложила мне комнату, но я вижу, что там без сложностей не обойдется. С ней хорошо спать, но не более того. Анна меня не привлекает. В данных обстоятельствах это хорошо. Мери закатила сцену. На вечеринке — Джейн. Мы танцевали, практически трахались на танцплощадке. Маленькая, легкая, похожая на мальчика — отвез ее домой. Протрахались всю ночь — здорово!» «Сегодня общался с Анной, не помню ничего из того, что я ей говорил, не думаю, что она что-нибудь заметила». Несколько дней записи не делались. Потом: «Забавно, Анна мне нравится больше всех, но мне не нравится с ней спать. Может, пора двигаться дальше? С Джейн начались сложности. Да е… я этих дам, буквально!» «Анна устраивает сложности из-за Джейн. Что ж, тем хуже для нее, намного хуже». «Порвал с Джейн. Жаль, самый лучший секс из всего, что у меня было в этой чертовой стране. Маргарита в маленьком кафе». «Позвонила Джейн. Устраивает мне сложности из-за Анны. Не хочу сложностей с Анной. Встречаюсь с Маргаритой».

Это было написано сегодня, значит, когда он уходил, он уходил не к Джейн, а к Маргарите. Я в ужасе от самой себя, потому что чтение чужих дневников не вызывает у меня никакого ужаса. Напротив, меня переполняет безобразная торжествующая радость, потому что я его изобличила.

(*15) Запись «мне не нравится спать с Анной» прорезала меня такой глубокой болью, что несколько мгновений я не могла дышать. Хуже того, я этого не понимала. Хуже того, на несколько минут я утратила веру в способность женского существа, которое либо отзывается, либо нет, в зависимости от того, насколько искренне и убежденно Савл занимается любовью, правильно оценивать происходящее. Эту женщину невозможно обмануть. На какое-то мгновение я допустила, что она сознательно вводит себя в заблуждение. Мне было стыдно, что для меня важнее то, что Савл не хочет спать со мной, потому что в противном случае я могла бы стать для него от силы «хорошим половым партнером», чем то, что я ему по-человечески нравлюсь. Я отложила дневники, опять небрежно, как и письма, повинуясь какому-то пренебрежительно-презрительному чувству, и спустилась вниз, чтобы все это описать. Но я не могу написать ничего здравого, разумного, я совершенно сбита с толку.

Только что сходила наверх, чтобы еще раз заглянуть в дневник, — Савл написал «мне не нравится с ней спать» в ту неделю, когда он ко мне не спускался. С тех пор он занимается со мной любовью так, как это делает мужчина с той женщиной, которая его очень привлекает. Я этого не понимаю, я ничего не понимаю.

Вчера я силой принудила себя задать Савлу неприятный вопрос:

— Ты болен? И если да — то чем?

Он сказал, а я почти ждала именно такого ответа:

— Откуда ты знаешь?

Я даже засмеялась. Он осторожно проговорил:

— Я думаю, что если у тебя есть сложности, то лучше засунуть их поглубже к себе в карман и не донимать этим других людей.

Он произнес это серьезно, ответственный человек. Я сказала:

— Но как раз этим ты и занимаешься. В чем твоя проблема?

Мне кажется, что я попалась, блуждаю в каком-то психологическом тумане. Он ответил серьезно:

— Я надеялся, что не обременяю тебя этим.

— Я не жалуюсь, — сказала я. — Но думаю, что не стоит все это хранить в себе, лучше все это выпустить наружу.

Он сказал, внезапно колко и враждебно:

— Ты выражаешься как какой-нибудь чертов психоаналитик.

Я думала о том, как практически в любом разговоре он может быть пятью или шестью разными людьми; я даже поджидала возвращения ответственного человека. Так оно и вышло, и Савл продолжил:

— Я в не слишком-то хорошей форме, это правда. Мне очень жаль, если это так заметно. Я постараюсь вести себя лучше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза