Золотая тетрадь

— Не таким тоном, Анна. Или я буду вынужден уйти.

— Тебе не кажется, что есть что-то немного странное в такой вот ситуации: мужчина приходит к женщине домой и говорит: «Мне нужно разделить с тобой постель, потому что я схожу с ума, когда я сплю один, но я не могу заняться с тобой любовью, потому что тогда я тебя возненавижу?»

— Нечто более странное, чем кое-какие явления, которые мы могли бы сейчас припомнить и упомянуть?

— Нет, — сказала Анна рассудительно. — Нет.

Она добавила:

— Спасибо, что очистил от всей этой ерунды мои стены. Спасибо. Еще несколько дней, и я бы действительно тронулась умом.

— Был рад помочь. Я полный неудачник, Анна, в данный момент — полный неудачник, Анна, и можешь мне этого не говорить, однако есть кое-что такое, что я умею делать очень хорошо: когда я вижу, что человек в беде, я всегда точно знаю, какие именно строгие меры необходимо срочно предпринять.

Они уснули.

Утром она ощутила в своих объятиях его смертельный холод, тяжесть ужасающего холода, это было все равно что обнимать смерть. Она медленно его растерла, согрев и разбудив его. Теплый, проснувшийся и благодарный он в нее вошел. Но к тому времени она уже была во всеоружии, была готова к обороне и не могла справиться со своим напряжением, расслабиться ей не удалось.

— Ну вот, — сказал он потом, — я так и знал. Разве я был неправ?

— Да, ты был прав. Но в мужчине с гигантской эрекцией есть что-то такое, против чего трудно устоять.

— Все равно, тебе следовало попытаться. Потому что теперь мы будем вынуждены тратить очень много своих сил на то, чтобы избежать взаимной неприязни.

— Но я не чувствую неприязни по отношению к тебе.

Они друг другу очень нравились, они чувствовали грусть и близость, дружескую нежность, как люди, прожившие в браке двадцать лет.

Он пробыл с ней пять дней, каждую ночь он спал в ее постели.

На шестой день она сказала:

— Милт, я хочу, чтобы ты со мной остался.

Она произнесла это кривляясь, пародийно, это было злой пародией и на саму себя, она как будто себя бичевала и наказывала, а он ответил, улыбаясь, грустно:

— Ну да, я знаю, что пора двигаться дальше. Мне пора двигаться. Но почему я должен это делать, почему я должен это делать?

— Потому что я хочу, чтобы ты остался.

— Почему ты не можешь этого принять? Почему нет? — Стекла его очков поблескивали беспокойно, он презабавно сложил губы в мину якобы искреннего удивления, но он был очень бледен, а на его лбу сверкали капельки пота. — Вы должны принимать нас, должны принимать, разве ты этого не знаешь? Разве ты не понимаешь, что нам все это дается гораздо тяжелее, чем вам? Я знаю, что вам горько и обидно за себя и что вы в этом правы, но если вы не сможете принять нас, как мы есть, и провести нас через это…

— То же могу сказать и вам, — сказала Анна.

— Нет. Потому что вы крепче нас, добрее, вам под силу это сделать.

— В следующем городе найдешь себе новую женщину с хорошим нравом.

— Если повезет.

— А я надеюсь, что так и будет.

— Да, я знаю, что ты надеешься на это. Я это знаю. И спасибо тебе… Анна, я собираюсь это победить в себе. Ты имеешь все основания считать, что я не справлюсь. Но я справлюсь. Я знаю, что я справлюсь.

— Тогда — удачи, — сказала Анна, улыбаясь.

Перед тем как он ушел, они встретились на кухне. Они там постояли, откровенно не желая друг с другом расставаться, едва удерживая слезы.

— Ты же не собираешься сдаваться, Анна?

— А почему бы нет?

— Это было бы весьма печально.

— Помимо этого, ведь ты же можешь однажды снова захотеть сюда наведаться, на пару ночек.

— Хорошо. Ты обладаешь правом так говорить.

— Но в следующий раз я буду занята. Во-первых, я выйду на работу.

— Ой, подожди, попробую догадаться без подсказки. Собираешься заняться социальной деятельностью? Собираешься — дай-ка я прикину на себя — собираешься стать социальным работником с уклоном в психотерапию, или учительницей в школе, или что-то в этом роде?

— Что-то в этом роде.

— Все мы к этому приходим.

— Тебя от этого убережет, однако, твой эпический роман.

— Анна, зачем так зло.

— А я доброй себя не чувствую. Мне хочется кричать, визжать и все вокруг крушить.

— Как я уже говорил раньше, это и есть мрачная тайна наших дней, никто об этом вслух не говорит, но, стоит только открыть любую дверь, тебя приветствует пронзительный и резкий, отчаянный, беззвучный крик.

— Ладно, в любом случае спасибо за то, что вытянул меня… оттуда, где я находилась.

— Всегда к вашим услугам.

Они поцеловались. Милт легко запрыгал вниз по ступенькам, чемодан в руке; внизу он оглянулся, чтобы сказать:

— Ты должна была сказать — я напишу.

— Мы же не будем это делать.

— Нет, но давай хотя бы сохраним формы, хотя бы формы…

И он скрылся, напоследок махнув рукой.

Когда Дженет вернулась домой, она застала Анну за поиском новой, меньшей по размеру, квартиры и работы.

Молли позвонила Анне, чтобы сказать, что она выходит замуж. Женщины встретились на кухне у Молли, где та готовила для них салат и омлет.

— Кто он?