И вот тогда я действительно смогла махнуть на все рукой. Будь что будет — мне хотелось вновь понять, что это: любовь любимого человека. Мне хотелось почувствовать живое.
Кажется, я прокусила губу до крови, стараясь не кричать. Кажется, я запустила руку в волосы Дамьена, задавая ритм и бесстыдно подаваясь бедрами навстречу. Кругом была непроглядная тьма, в которой не осталось никого, кроме нас, и все уже не имело смысла. Меня трясло от нарастающего удовольствия, и когда откуда-то со стороны донесся вскрик удовлетворения, то я не сразу поняла, что это я и кричу, и что мне настолько хорошо, что я почти выпадаю из реальности в сладкий обморок.
Несколько долгих минут я провела в томной неге, не в силах пошевелиться и привести себя в порядок: казалось, что я буду лежать так вечно, с бесстыдно раздвинутыми ногами и задранной юбкой. Дамьен опустился рядом, и я заметила, что его штаны расстегнуты.
— Вот и все, — тихо улыбнулся он. — И совсем не страшно. И никто не умер.
Я закрыла глаза и опустила голову на плечо Дамьена. Все оказалось настолько просто и легко, что это было почти смешно. Альфред наверняка и не подозревал, что его проклятие можно спокойно обойти таким приятным способом.
— Дьявол побери… — негромко выдохнула я. — Неужели я могу быть счастлива?
— Можешь, — промолвил Дамьен. — И я все для этого сделаю.
Когда через несколько минут поезд с визгом и скрежетом затормозил так, что с полок посыпались вещи, а спящие люди повалились с сидений, я поняла, что радоваться рано.
На какое-то время стало тихо. Потом по проходу пробежал проводник в криво надетой фуражке и мундире поверх пижамы. Я схватила Дамьена за руку и прошептала:
— Что случилось? Авария?
Где-то в соседнем вагоне громко и отчаянно разревелся ребенок. Откуда-то сзади предположили, что, должно быть, кто-то бросился под поезд.
— Все будет хорошо, — уверенно произнес Дамьен, обнимая меня, и часть этой уверенности передалась мне — я даже не испугалась, когда в вагон ввалился отряд инквизиции в полном вооружении. Мордовороты в сером пошли в нашу сторону, заглядывая в пассажирские отсеки и сверяя сонных и растерянных пассажиров с дагерротипическим снимком на розыскном листе. Наконец, они добрались и до нас, и командир отряда удовлетворенно кивнул и сделал знак одному из подчиненных. Тот вытащил меня с сиденья в проход, и командир, с трудом скрывая злобу, произнес:
— Вера Анхельм, вы арестованы за занятия черной магией. Именной приказ министра департамента инквизиции.
Я была потрясена настолько, что даже сопротивляться не могла. Я никогда не занималась черной магией и понятия не имела, что значит этот странный приказ Тобби. Зато Дамьен не растерялся, поднялся с сиденья и уверенно сказал:
— Уберите руки, это какая-то ошибка. Она не ведьма.
В следующую минуту один из инквизиторов попросту взял и ударил Дамьена прикладом ружья — тот рухнул на пол, и тогда оцепенение меня покинуло: я заорала на весь поезд и бросилась к Дамьену, но меня сразу же сгребли в охапку и поволокли к выходу из вагона
— Дамьен! — прокричала я, чувствуя, что он меня не слышит — удар был слишком сильным, и мой любимый человек сейчас… — Вы его убили! Сволочи!
Меня выволокли наружу, в прохладную осеннюю ночь и потащили к закрытому экипажу. Краем глаза я заметила, что на мою поимку был отправлен чуть ли не целый полк, пешие и верховые, даже маленький самоходный экипаж был. Высокий инквизитор, стоявший на рельсах с вытянутым сверкающим знаком остановки в руке, махнул машинисту и спрыгнул на насыпь, освобождая дорогу.
Поезд выпустил клубы дыма и медленно покатил вперед, увозя с собой умирающего Дамьена, забирая мои надежды на счастье. А меня запихали в экипаж, кучер свистнул, и лошади тронулись.
И я смогла, наконец, дать волю слезам.
К полудню меня привезли в крошечный городок, судя по архитектуре домов, на границе с Лекией. Осень здесь еще и не думала вступать в свои права, белые стены и рыжие черепичные крыши заливало горячее солнце, и можно было поверить, что лето способно длиться вечно.
Я вышла из экипажа, и на несколько минут обо мне вроде бы забыли: инквизиторы не упускали меня из поля зрения, но и не трогали. Я стояла, разминая затекшие ноги, щурилась на солнце, и яркий южный мир был для меня черным.
Экипаж остановился на небольшой площади возле храма. На колокольне негромко брякнул колокол — я подняла глаза к небу и подумала, что, возможно, Дамьен жив. Ему могли оказать первую помощь и высадить на ближайшей станции с нормальным медикусом. А могли и не связываться с пособником черной магички и оставили его умирать на полу…
Я шмыгнула носом, пытаясь успокоиться. Пусть не увидит слез твоих палач, говорило Святое Писание, и я сейчас поняла, что это очень верные слова. Дверь храма отворилась, но вместо прихожан, которые идут со службы, на ступени вышел Тобби собственной персоной и поманил меня к себе. Я снова шмыгнула носом, провела ладонями по лицу и медленно пошла к министру.
— Дамьен, — сказала я, поднявшись по ступеням, и сама удивилась тому, насколько мертвым был мой голос. — Твои люди его убили.