Читаем Золотая цепочка полностью

Золотая цепочка

Прогуливались вместе со Степаном Кондратьевичем по окрестностям, и неизменно говорил он о Бодылине, восхищался им, рассказывал о будущем своем романе, в котором во всеуслышание воздаст должное сибирскому магнату. Вспоминал о своем отце Кондратии Федоровиче. И получалось по его словам, что и Кашеваров-старший преклонялся перед Бодылиным. И об Аристархе Николаевиче Кашеваров отзывался весьма лестно.

От его речей теплело на душе Агнии Климентьевны. После стольких лет отчужденности, даже враждебности к отцу, услыхать о нем доброе слово. Да еще от такого достойного человека.

А Кашеваров, словно бы разгадав смятение Агнии Климентьевны, сам подошел к ней и весело пригласил:

— А не выйти ли нам с вами на круг?

Но Агния Климентьевна оглядела его от носков лаковых туфель до седых, все еще пышных волос и после продолжительной паузы сказала озабоченно:

— У меня к вам дело, не терпящее отлагательства.

— Всегда к вашим услугам, сударыня.

— Мне кажется, я попала в довольно двусмысленное положение. Человек вы многоопытный, как мне сдается, искренне расположенный ко мне. Ваш совет крайне ценен. Словом, сделайте одолжение, прочтите это письмо.

То было письмо из Москвы. Свояченица покойного ювелира Никандрова описывала печальное событие в домике на Восьмом проезде Марьиной рощи.

Письмо заканчивалось так: «Поскольку, глубокоуважаемая Агния Климентьевна, ваше поздравление Ивану Северьяновичу с днем ангела не застало его в живых, а я слышала от покойного о вашей к нему доброте и внимании, сочла своим долгом уведомить вас о его кончине и наказать вам беречь себя, не допускать к себе посторонних личностей. Своим же умом я так располагаю: ежели злодеи достигли до Ивана Северьяновича и пытали у него про клады вашего покойного батюшки, так доберутся и до вас, чтобы забрать то, что досталось вам в наследство. Так что остерегайтесь их повсечасно. Помните, что береженого бог бережет…»

Взгляд Кашеварова медленно скользил по строчкам, то и дело останавливаясь и как бы насквозь проницая их. Он закончил чтение, бережно сложил письмо и машинально понес себе в карман.

— Нет, позвольте, — удержала его за руку Агния Климентьевна. — Простите, я не могу доверить его даже вам. Смерть моя, может быть, в этом письме или хуже того — бесчестие на старости лет…

— Фантасмагория! И не менее того. А ваша корреспондентка не того… не преувеличивает? Ведь, чай, в возрасте?

— Увы, не преувеличивает, — печально подтвердила Агния Климентьевна. Как надеялась она, что Кашеваров подскажет ей выход. Но похоже, что и Кашеваров растерян и, пожалуй, напуган не меньше ее самой. Агния Климентьевна заслонилась ладонью от света и почти простонала: — Господи, когда только развеется этот кошмар? Полвека он тяготеет над нашей семьей! Это погубило отца. Укоротило жизнь моему мужу. Теперь, видно, мой черед… Неужели это коснется и Настеньки?..

— Ну, зачем же так? — Кашеваров пожал ее сухие вялые пальцы. — Ведь не на необитаемом острове. Надеюсь, вы поставили в известность Николая Аристарховича?

— К сожалению, такая откровенность с ним исключена для меня.

— М-да, положение… Хотя, коль скоро милиция в курсе, они, конечно, примут превентивные меры.

— А проку? Что они, учредят здесь пост для моей охраны? Да и появление их в доме крайне нежелательно: это значит для меня открыться Николаю и Насте…

— Так, может быть, уехать? — предложил Кашеваров. — Сослаться на необходимость, ну… хотя бы срочной медицинской консультации…

— А куда? Куда уехать, когда все здесь?! — Агния Климентьевна покусывала губы, сдерживая слезы. — Когда в любой момент ждешь гостя.

Кашеваров склонился почти к самому ее лицу и спросил одними губами:

— Какого еще гостя?

На них никто не обращал внимания. Продолжались танцы. Кашеваров нервно потер руки, сказал:

— Ваша тайна — моя тайна. Я вас не принуждаю к откровенности. Но как же в таком случае я подам вам совет?

— Извините меня, — просительно заговорила Агния Климентьевна. — Я совершенно лишилась здравого смысла. Так вот… Но только, ради бога, никому… Вы станете четвертым человеком, кто осведомлен об этом. Ко мне могут прийти от брата Афанасия. Помните его?

— Весьма смутно, — Кашеваров осмотрелся и спросил, понизив голос: — Как я понимаю, к вам придут не для того, чтобы сказать «добрый день!»

— Такова была воля отца. Ну, а я… Вдруг я не смогу выполнить его желания.

— Почему же не сможете? — Кашеваров строго глядел ей в глаза.

— Его требования могут оказаться чрезмерными. Каждый имеет право подумать о себе.

— Позвольте. А как вы узнаете, что гость именно от Афанасия Климентьевича? Или есть какой-то знак, пароль?

— Есть. Я опасаюсь, что Никандрова навестил именно он! Теперь вот сиди и жди. Арестуют его, узнают, куда шел, зачем… Бесчестье мне и перед сыном позор. И встретиться с ним страшно. Чувствую, близок мой смертный час…